Чемпион

смелых!

Мурат даже не обернулся, но злость и обида закипе­ли в нем еще сильнее.

И дома он не мог успокоиться, долго слонялся по ком­натам. Ни читать, ни играть не хотелось. Наконец, Мурат сел у окна, задумался, как же ему все-таки попасть в секцию бокса. В комнату овеянный клубами холодного пара вошел отец.

— Ух, мороз! Ну и мороз! — сказал Батырбай. — Что это с погодой делается... Муратжан, развяжи мне мала­хай...

Мурат подбежал, стал развязывать заиндевелый от дыхания узел на малахае отца. От него несло холодом, усы у отца обледенели.

— Куда ездил, жаке?

— За сеном, сынок...

Малахай и большую рыжую шубу повесили на гвоздь у двери.

Рукавицы Батырбай бросил на подоконник, а сам, потирая руки, сел к столу, напротив жены.

— Муратжан, пока я согреюсь, выйди-ка во двор, только оденься. Посмотри, как бы там скотина на сено не налетела.

Мурат быстро надел фуфайку и шапку, взял с подо­конника отцовские рукавицы, сунул в них руки — и вдруг его осенило: «А что, если в этих кожаных рукавицах на мягком меху заняться боксом?»

Во дворе стояли сани с сеном, на них только что при­ехал Батырбай. А у саней остановилась черная корова с большим животом, со сломанным рогом и прожорливо жевала сено. Мурат стремительно ринулся в бой. Он подлетел к корове и обрушил на нее несколько сокруши­тельных ударов. Вот как бьют боксеры! Вот как! Корова едва успела схватить клок сена и, переваливаясь, отбе­жала в сторону.

Мурат был очень доволен собой. «Я буду хорошим боксером! — думал он. — Я всех смогу победить. Я силь­ный, я здоровый, я крепкий...»

Когда Батырбай, согревшись и выпив чаю, вышел во двор, около саней никого не было. Только черная корова со сломанным рогом стояла невдалеке и грустно смотре­ла на сено, а из сарая доносились какие-то подозритель­ные звуки. Батырбай прислушался, но, не поняв ничего, заглянул в узенькое окошко сарая.

Он увидел странную картину. Загнав в самый даль­ний угол большого барана, Мурат воинственно подпрыги­вал и дубасил его по лбу меж рогов.

— Эй, эй! Муратжан! Что это значит? Мурат резко обернулся, и в этом была его роковая ошибка. Обозленный баран, только и выжидавший удобного момента, тряхнул головой, боднул Мурата рогами в бок — и юный боксер отлетел в сторону...

X

Выход был найден. Не записывают в секцию — и не надо. У Мурата нашелся свой тренер — Шаир. Все, что на занятиях секции Николай Трофимович показывал ребя­там Шаир демонстрировал Мурату.

Тренировались они в хлеву, а перчатки... Впрочем, нашлись и перчатки. В один и тот же день у Батырбая и Жаппара — отца Шаира — исчезли кожаные рукавицы. Чтобы не очень страдали носы, мальчики обматывали перчатки тряпками.

Однако, тайны из тренировок Мурата и Шаира не по­лучилось. Первым о них узнал откуда-то Николай Тро­фимович. Однажды он подошел к Мурату и, посмеиваясь, похлопал его по плечу.

— Ну, тайный боксер, как идут тренировки?

Мурат не растерялся.

— Лучше, чем у всех, — ответил он. — Вы занимае­тесь только два раза в неделю, а я каждый день трени­руюсь!

Николай Трофимович рассмеялся.

— Значит, обгоняешь нас? Ну-ну! Придется, значит, принимать тебя в секцию. Так, что ли?

— Принимайте! — просияв, ответил Мурат.

И вот пришел он на очередное занятие боксерской секции. Вошел в физкультурный зал, шагнул к раздевал­ке, но дорогу ему загородил Садык.

— Ты зачем?

— Какое твое дело? — Мурат не хотел объясняться со своим старым врагом.

— Никому, кроме членов секции, сюда входить нельзя.

— А мне можно, — сказал Мурат и попытался пройти, но Садык не пускал.

— Уходи, я тебе сказал.

— Сам уходи. Что привязался?

В это время кто-то крикнул:

— Николай Трофимович идет!

— Становись! — скомандовал дежурный.

Садык успел погрозить Мурату:

— Ладно! Еще встретимся с тобой! Посмотрим!

XI

О новом увлечении Мурата узнал отец.

Рывком распахнув дверь директорского кабинета, Батырбай втащил к Токмолде Мурата.

— Что же это такое, товарищ директор? — говорил Батырбай в то время, как Токмолда, перематывавший до их прихода портянки, торопливо натягивал на ноги сапоги. — Что же делается у вас в школе? Посмотрите на нос мальчишки!

Нос был действительно не очень красивым: слегка рас­пух, одна ноздря, подбородок и губы испачканы кровью.

— Обмотали с вашим Садыком руки тряпками, за­брались в наш хлев и хлопают друг друга по носам, — рассказывал Батырбай. — Я их спрашиваю, что за драка, а они мне отвечают: «Игра». Да разве бывает такая игра? Учитель у вас есть по имени Николай. Это он их так учит, да?

Токмолда сразу не нашелся, что и ответить, а Батыр­бай продолжал возмущаться.

— Разве так воспитывают детей? Что это за игра? Семь моих предков не знали такой игры!

— Э-э, Мурат! — грозно сказал Токмолда и взглянул на мальчугана, шмыгающего носом. — Что такое?

— Мы просто играли, агай...

— Ах, играли! Уроки надо было учить, а не играть! — воскликнул Токмолда и обратился к Батырбаю. — Батеке, я вас давно хотел вызвать в школу. Ваш сын — легкомыс­ленный мальчик, и надо держать его построже. А с Нико­лаем Трофимовичем я сам поговорю. Верно вы говорите: он их всякой ерунде учит.

Когда отец с сыном вышли из школы, Батырбай про­молвил, сердито глядя на Мурата:

— Слышал, что сказал директор? Чтобы я больше не видел этого покуса-сокуса (так он называл бокс). Разо­шелся очень, слушаться перестал. Это что же такое?

— Спорт, жаке. Человек закаляется.

— А без этого нельзя закаляться? Нет? Попросил ты коньки купить — я купил. Лыжи просил — купил лыжи. И так уже по выходным дням мы тебя только утром и вечером стали видеть. Что тебе еще надо?

Мурат молчал, зная, что спорить с отцом бесполезно. Он шел и думал, как продолжать заниматься боксом, чтобы Батырбай об этом даже не догадывался.

* * *