неухоженно. Ей бы не мешало к ландшафтному дизайнеру обратиться, то есть если на их древнем языке — к обычному садовнику с ножницами.
— Ты зачем в мои владения забралась? Чего тебе надо? — спросила она грозно, прямо на глазах начиная меняться. Ох уж мне эти игры богов…
Теперь передо мной ясно вырисовывалась фигуристая зеленоглазая женщина в русском народном костюме, сарафан будто из шелкового малахита — это определение само в голову пришло, не знаю откуда. На кайме узоры, словно прожилки в полудрагоценном камне. На голове кокошник, а черные волосы заплетены в тугую косу, подвязанную голубой ленточкой.
Руками она опиралась на два кольца, как на колеса инвалидной коляски. Но, в отличие от прорезиненных колес «инвалидки», эти были эфемерны и будто сотканы из пыли — черной и золотой. И без спиц. Неужели Сама… неожиданно осенило меня. Это же натуральная копия Хозяйки Медной горы. Что же, и это тоже она? Обалдеть… Как же далеко ее забросило! Я заробела, эту сказочную героиню я боялась с детства, в отличие от малознакомой Инанны.
— Малахитовую шкатулку хочешь? Так бери поскорее и уходи!
Она бросила мне в руку шкатулку. У меня в детстве у самой была и побольше, картонная, правда, новогодний подарок «Малахитовая шкатулка» с шоколадными конфетами. А эта настоящая, тяжелая…
— Не надобно мне этого. За женихом своим пришла! Где он у тебя запрятан? Какое у тебя право чужих женихов сманивать? — в тон ей ответила я, стараясь унять дрожание в голосе и желание заглянуть в шкатулку.
— Ишь какая…
— А вот такая как есть — подавай Мишу, и все тут!
— Ты, глупая, знаешь хоть, с кем говоришь-то?
Она расхохоталась, по-моему, несколько не к месту. А может, и наоборот, в соответствии со сценарием, по которому она, возможно, готовит роль для какой-нибудь вечеринки у богов.
— Не слепая, вижу. Да только не боюсь я тебя, разлучница, нисколечко не боюсь! — Как будто меня кто-то за язык дергал, вкладывая смутно знакомые слова из бажовских сказок. Но ведь главное, что они точно соответствовали тому, что я хотела сказать.
— А вот послушаем, что он сам думает…
Она сделала круговое движение рукой по воздуху, и как будто открылось окно в реальный мир. Я вытянула шею, присматриваясь, а заодно незаметно расстегивая верхние пуговки оставшихся платьев. Взмокла ведь, как в сауне…
Итак, это был ее же храмовый двор. А на нем разворачивалась целая демонстрация или настоящий бунт! И мой Миша был здесь. Ура! Причем, кажется, не последним лицом в их маленькой храмовой революции…
Только он явно меня не видел или же просто был очень-очень занят. Он потрясал кулаками во главе юных жрецов с транспарантами, сделанными из пальмовых листьев на бамбуковых палках. Все они дружно вскидывали их вверх и скандировали вслед за моим отчаянным парнем:
— Долой бесправие мужчин!!! Союз революционных жрецов требует ответа! Наш лозунг прост и понятен — требуем права на жизнь после священного брака с богиней! Нет — кастрации после лишения девственности! Нет — принудительному закрыванию лиц! Нет — запрету входить на территорию жриц! Кстати, они и сами не против… Нет — бамбуковой каше! Да — пиву! Пиву — да-а-а!!!
— Мишанюшко! — крикнула я и зажала рот руками — ужас, что я несу. Если услышит, решит, что я сошла с ума. Хотя он сам, возможно, тоже. Что за бред понаписан на плакатах у этих жрецов, разве такое может быть на самом деле? Кроме их желания пива, конечно. В этом я мужчин понимаю…
Переведя вопросительный взгляд на богиню, я с удивлением увидела, что она побагровела и с трудом сдерживает гнев и ярость. Значит, все это правда?
— Вы что, действительно их кастрируете, кормите дрянной кашей и даже не даете безалкогольного пива?! Какое варварство…
— А вот у него самого сей же час и спросим!
В тот же миг мой героический жених, вырванный из растерянной его внезапным исчезновением толпы, оказался рядом. Его лицо все еще горело азартом борьбы, а в руках трепыхался банановый лист с лозунгами…
Я кинулась к нему. У него радостно засветились глаза, когда он узнал меня все еще в слоях чужой одежды. Хорошо, не стал задавать вопросов по этому поводу. Просто обнял, безбожно пачкая собственную одежду, и прижал к сердцу…
— Кого ты выбираешь? — важно спросила его богиня.
— Само собой, я ее выбираю, потому что вас вообще в первый раз вижу.
— Ах ты наглец! Это ты поднял бунт среди моих жрецов?
— Мы коллективно решили, что каждый труд должен быть вознагражден.
— Твоя взяла, Катерина. Бери своего мастера, — кивнула «хозяйка».
— Прости на худом слове, — поклонилась я ей, чувствуя, что так надо и не стоит напоминать, что меня зовут по-другому. Однако Миша неожиданно отказался…
— Извините, но я никуда не пойду, пока вы не выполните наши условия. Вот список за подписью всех членов «Союза революционных жрецов». Или все, или ничего, мы стоим до конца!
— Недооценила я твою решимость. Да только другого случая уйти отсюда у тебя не будет. Когда ты лишишься девственности, то будешь кастрирован и до конца молодости принужден петь в моем хоре. А с появлением первых морщинок тебя отдадут на съедение моим крокодилам.
— Но он не девственник! — вскричала я и честно призналась: — Мы с ним уже шесть раз целовались!
— Это правда? Ты осквернен, тебе здесь нельзя оставаться, даже на корм крокодилам твое мясо не подойдет.
— Говорю вам, — уперся покрасневший после моего признания Миша, — я не уйду, пока наши требования не будут выполнены. Жрецы готовы служить вам всю жизнь за минимальную зарплату, только просят относиться к ним по-человечески, с уважением к их мужскому достоинству.
— Да и зачем вам девственники? Они самые худшие любовники, — опять встряла я.
Мой любимый посмотрел на меня убийственно подозрительным взглядом.
Я прикусила язычок и чуточку изменила тему:
— Просто не убивайте их и не ограничивайте во встречах со жрицами, пусть они превратятся в зрелых мужчин, искусных в любви. Вам же лучше будет!
Инанна наморщила лоб:
— Боги не расположены думать. Мы должны желать и повелевать, а думать — это не наше дело.
— Да что ж тут думать-то, сударушка? — вспомнила я нужный стиль, и богиня сразу разулыбалась. Она вдруг подошла и, обняв меня, громко оповестила:
— Вот и спасибо тебе, чую я, что слова твои верные. Я и жестокой-то с ними была, потому как о настоящих мужиках подзабыла… Приму я совет твой, Катерина!
— Извините, я Аглая.
— Ой, это из другой моей сущности, — без предупреждений перешла на нормальный язык богиня. — Их у меня много, и в последнее время я начала путаться, голова кругом… Тогда давай назад это.
И она отобрала у меня шкатулку, обидно, я уже успела к ней привязаться.
— Тогда отдай мне моего жениха, как обещала. Мы в вашем городе проездом и сегодня же его покинем.
— Проездом, ха… покинете, как же… — Инанна тихо и мелодично рассмеялась. Но что смешного в этих словах? Какой-то странный юмор у этих богов…
Отсмеявшись, она сказала:
— Я всегда выполняю свои обещания, вы свободны. И не тревожьтесь за жрецов, я сейчас же объявлю им о своей милости. Но поставлю условие. Все эти просьбы я выполню, — она потрясла банановым листом с требованиями революционеров, — но пусть и они теперь любят меня куда усерднее! А не то я могу и вернуть старые порядки…
Действительно, ее решение две минуты спустя было объявлено через главную жрицу с лестницы
