Разрывающая мозг головная боль пронзила его при мысли, что она могла… Получается, кто-то уже убил ее… «Значит, она сделала для него то, чего до сих пор не сделала для меня! И теперь поздно, поздно… все поздно. Ее не вернуть, а вместе с ней ушла и тайна».
– Она жива! Михалин лжет. Все лгут… Я бы почувствовал! Я бы понял… по той пустоте, которая поглотила бы меня после ее ухода.
Неизвестный шевелил губами, пытаясь молиться. Знать бы кому, богу или… дьяволу.
– С вами все в порядке?
Он вздрогнул и повернулся. Оказывается, он, как истукан, стоит у двери своей квартиры с ключами в руке. Пожилая соседка собралась в булочную – она сочувственно смотрела на бледного, скромно одетого человека. Заболел, наверное… бедняга! Семьи нет, один мыкается; достаток, судя по внешнему виду, невелик. Небось и на лекарства-то денег нет.
– Да… все хорошо, – с виноватой улыбкой, пробормотал новый жилец. – Грипп, видать, подхватил.
Бабулька опасливо посторонилась, нажала на кнопку лифта. Заразиться ужасным «гонконгским» гриппом ей не хотелось. Мужчина громко кашлянул, и она поспешно юркнула в лифт, облегченно вздохнула. Вот так прояви заботу и внимание, потом сама сляжешь, пенсию по аптекам растратишь, вместо того чтобы внукам гостинцы покупать.
Огорченно кивая головой, старушка подумала уже не о захворавшем соседе, а о собственных внуках. Непутевые растут, балованные… а жизнь-то нынче не мать – мачеха! Детей надо по-новому воспитывать: цепкими, хваткими, злыми. Ох-хо-хо…
Неизвестный тем временем скрылся в своей квартире. Ему не нравился затхлый, кисловатый запах, царивший в ней. Но если открыть окна, будет холодно; батареи едва теплые, дует изо всех щелей. Он прилег на расшатанный диван и закрыл глаза… окружающее его убожество сменилось чудным сном – волшебный сад шумел изумрудной листвой, стволы его были из слоновой кости, а плоды из золота… крупные жемчужины светились на дне прозрачного водоема, а у фонтана сидела красавица в шелковых одеждах, манила его нежной рукой…
Ева с радостным воплем повисла у Славки на шее.
– Наконец-то! – щебетала она, целуя его холодные с мороза щеки. – Я тебя еще вчера вечером ждала. Тарас Михалин раз пять звонил, ты ему очень нужен.
– Я всем нужен, – важно сказал Смирнов, раздеваясь. – Ты была права!
– Насчет чего? – удивилась Ева.
– Насчет Кострова.
Он хотел сказать: «Кажется, я все понял», – но сдержался. Такое признание было бы преждевременным. Поездка в Костров прояснила многое, но не все. Часть тайны осталась неразгаданной, и сыщик надеялся на Еву. Поэтому ее ум должен оставаться чистым, не замутненным его догадками. Любое ложное данное наведет тень на плетень, а теперь, когда они почти у финиша, неразбериха ни к чему.
– Ты голодный? – спросила она. – Иди в душ, потом в гостиную. Стол накрою там. За едой ты все расскажешь. Я сгораю от нетерпения!
Всеслав не стал спорить. Он передаст очевидные факты и послушает, какие выводы сделает из них Ева. Она решает задачки
Пока он плескался в ванной, Ева на большом блюде разрезала жареную утку. Недавно она видела по телевизору, как это делал повар в китайском ресторане, и теперь пыталась повторить головокружительный трюк. Получалось плохо.
– Дай-ка мне, – сказал Смирнов, отбирая у нее нож.
Он оделся в майку и шорты, благоухал ароматами чайного дерева.
– Здесь дожны витать запахи утки, а не геля для душа! – притворно возмутилась Ева.
– Конечно, дорогая, – невозмутимо ответил сыщик, ловко орудуя ножом. – Так и будет. К утке пойдет красное вино.
Мясо оказалось сочным, с поджаристой корочкой, легко отделялось от костей. Немного утолив голод, Славка заговорил о поездке в Костров.
– С кем бы я ни беседовал по поводу убийства Сергея Вершинина, все так или иначе упирается в злополучную вечеринку у Зориной. На ней присутствовали восемь человек, включая Марию Симанскую. Из них мне удалось поговорить с тремя – с Зориной, Вершининой и с той же Симанской.
– Ты имеешь в виду разговор с Машей здесь, в Москве? – уточнила Ева.
– Ну, да. Где же еще? Кстати… она почему-то не сказала нам всей правды. Ладно, об этом после. Вернемся к костровской истории. Мужчин на вечеринке было пятеро, и ни одного я в Кострове не застал. Вершинин, как известно, мертв; Руслан Талеев уехал в Санкт-Петербург; господин Чернышев взял отпуск и отбыл в неизвестном направлении; майор Морозов в служебной командировке, а местный полумафиозный бизнесмен Герц изволил отправиться в Псков на переговоры с партнерами. Самое интересное, что по поводу их истинного местонахождения можно быть абсолютно уверенным только насчет Вершинина. Он точно покоится на кладбище. А где остальные, приходится только гадать.
Сыщик подробно передал Еве все, что узнал в Кострове, стараясь не упустить ни одной мелочи. Он утаил совсем немного: то, что являлось в большей степени домыслами, нежели фактами. Ева слушала задумчиво, не перебивала. В конце спросила:
– Как идет следствие по делу об убийстве Вершинина?
– Да никак, – вздохнул сыщик, кладя на тарелку очередную порцию утки. – Приехал следователь, потыкался, помыкался… арестовал Чернышева, потом отпустил. Улик никаких нет, кроме ножа. Отпечатков пальцев на нем не оказалось. Единственный мотив, который отрабатывался, – ревность. Ну… еще с натяжкой можно предположить хулиганство – мол, гуляли в парке пьяные подростки, да и зарезали офицера. Может, он им замечание сделал, может… сигаретой не угостил.
– Неубедительно, – покачала головой Ева.
