была. Он влюбился, потерял голову... Но как зеркало попало к Конареву, остается загадкой.
– Я тоже этого не понимаю.
Мысли Евы прыгали от одного факта к другому, не находя подтверждения смутным вариантам.
– Послушай, а почему Фарбин не ликвидировал модельное агентство, раз оно уже сыграло свою роль? – спросила она.
– И меня это заинтересовало. Альберт Демидович объяснил, что не хочет увольнять людей и огорчать девушек. Они, мол, ни в чем не виноваты и не должны быть заложниками его прихоти. А денег у него достаточно на содержание не одного такого агентства.
– Не вяжется с образом циника и эгоиста, – заметила Ева.
– Господин Фарбин – человек сложный, неоднозначный. Его поведение не укладывается в привычные рамки. В этом они с Алисой похожи. Я одного не возьму в толк – что за отношения у них складывались? То она вдруг пришла, то ушла. Куда? Почему? Со слов Альберта Демидовича выходит, что девушка ушла из его дома двадцатого августа вечером. Причем никто ничего не видел, как и в случае с Рогожиным. Странное совпадение! И потом... если мужчина решает куда-то идти в темноте через лес, то Алиса вряд ли отважилась бы на такую «прогулку». А как она проскользнула через ворота мимо охранника?
– Мало ли... может, он отвлекся. Или она через забор перелезла?
– Видела бы ты этот забор! – засмеялся Смирнов. – Там лестницу приставлять надо. В общем, запутанная история.
Они замолчали. Было слышно, как тикают часы на стене.
– Я когда увидел на карте, что Ключи и Васильки находятся рядом, сразу заподозрил неладное, – первым нарушил молчание Всеслав. – А слежка за Геннадием принесла еще один сюрприз: загородный дом господина Фарбина, где он проживал под другим именем, оказался не где-нибудь, а в Новой Деревне. Правда, в отдалении от готовых коттеджей и строек, почти в лесу... но все равно рядом! Получается, Глеб мог легко добраться как до дома Рогожина в Ключах, так и до усадьбы Фарбина. Вот в чем фокус! Причуды судьбы, как сказал бы Альберт Демидович. Может, и в самом деле эти события... кем-то предопределены?
– Становишься фаталистом? – улыбнулась Ева. – Это на тебя этруски подействовали или беседа с господином Фарбиным?
– И то и другое. Альберт Демидович соорудил гробницу рядом с домом – плохая примета. Я так ему и сказал. Заодно поделился собственными приключениями в этой самой гробнице. Спустился вниз полюбопытствовать, что за чудо такое, – споткнулся, шарахнулся головой о камень. А меня там взяли и закрыли! Думали, я насмерть убился.
– Шишка на затылке – оттуда?
– Ага, – Смирнов потер ушибленное место. – Если бы не Глеб, лежать бы мне в могиле сырой... Он меня выручил. Теперь я думаю, а не сам ли Конарев меня сначала запер, а потом спас? Совесть замучила или сомнения одолели... вот он и решил таким образом вызвать доверие к себе, заручиться моей поддержкой.
– Для чего? – удивилась Ева. – Разве Конарев знал, кто ты такой? И вообще... как он оказался у дома Фарбина?
– Следил. Он подозревал о связи Алисы с Альбертом Демидовичем, безумно ревновал. Может, надеялся увидеть девушку, поговорить с ней, увести с собой, а может... вынашивал планы мести. Например, собирался убить Фарбина. Или прикончить обоих «счастливых любовников».
На самом деле у Смирнова вырисовывалась другая картина происходящего, но он привык отрабатывать все версии, отбрасывая их одну за другой, пока не останется одна – та, которая приведет догадки и факты в полное соответствие, выстроит отдельные детали в стройный ряд.
– Я предупредил Альберта Демидовича о грозящей ему опасности, – продолжал сыщик. – Надеюсь, он примет меры.
– И как сей важный господин отнесся к твоим словам? – поинтересовалась Ева.
– Скептически. Но не отказал мне в одной любезности... впрочем, об этом потом. Напоследок, когда я уже собирался уходить, он показал мне картину.
– «Нимфу»?! – ахнула Ева.
Смирнов живо представил себе последнюю, заключительную сцену визита в дом Фарбина. Расставались они тепло, по-дружески.
– Хочу похвастаться своим последним приобретением, – сказал Альберт Демидович, приглашая сыщика в соседнюю комнату. – Прошу!
Он подвел гостя к стене, задрапированной темно-красным бархатом, на фоне которого сияла редкостной, неповторимой красотой стыдливая нимфа Дафна, преследуемая грозным и лучезарным богом Аполлоном.
На секунду Всеслав потерял дар речи. Подделка была великолепна. Вряд ли оригинал мог выглядеть лучше. Ничего не подозревая, господин Фарбин расхваливал картину.
– Она создана с истинной страстью и вдохновением! – воскликнул он, и его бледные щеки покрылись румянцем. – Сокрушительная прелесть... Я думал, Савва не успел ее закончить. Он не показывал мне картину, а когда я спрашивал о ней, отнекивался. Если бы я случайно не зацепился за холст в его мастерской, которым он прикрывал «Нимфу», то так и оставался бы в неведении. Шельмец! Он хотел преподнести мне сюрприз, сразить наповал! Это ему почти удалось.
Глаза Альберта Демидовича горели, голос возбужденно звенел. Пожалуй, впервые он столь бурно выказал перед гостем свои эмоции.
Смирнов, не отрываясь, смотрел на картину. Смутные догадки переходили в уверенность.
– Вы считаете, эта картина принадлежит кисти Рогожина? – спросил он.
