— Мне следует сомневаться, най-чжи?
Конечно, если и спрашивать у кого такое, то у Илисиди, вот только ответу ее верить нельзя. Никто не знает ее ман'тчи, никто не знает, где он лежит. Сама она, насколько мне известно, никогда не проливала свет на этот вопрос, а если бы Банитчи и Чжейго знали, то, вероятно, сказали бы мне.
Но и насчет ман'тчи Табини известно ничуть не больше. Так всегда было и есть с айчжиин — никакого ман'тчи у них нет, во всяком случае, постижимого для их подданных.
— Табини — надежный мальчик, — сказала Илисиди. — Молодой. Очень молодой. Техника решает все.
Намек на ее мысли и мотивы? Трудно сказать.
— Даже пайдхи не станет утверждать, что техника решает все, най-чжи.
— Разве Договор не запрещает вам вмешиваться в наши дела — по-моему, вы сами на этом настояли?
— Именно так, най-чжи. — Опасная почва. Очень опасная почва. Черта с два эта старуха такая хрупкая, как выглядит. — Разве создалось впечатление, что я делаю что-то противоположное? Прошу, будьте добры, скажите мне об этом.
— А мой внук говорил вам об этом?
— Если бы он сказал, что я вмешиваюсь, най-чжи, клянусь, я бы пересмотрел все свои поступки.
Она довольно долго молчала. Он ехал рядом с ней в тишине и напряженно думал: неужели что- нибудь, что он сказал, сделал, чему оказал поддержку в каком-то совете, может свидетельствовать о противном — либо что он, как намекнула вдова, вмешивается в дела атеви, либо что он проталкивает технику слишком быстро…
— Пожалуйста, айчжи-чжи. Говорите в лоб. Что, я чему-то противлюсь или же поддерживаю позицию, с которой вы не согласны?
— Что за странный вопрос! — сказала Илисиди. — Почему это я должна вам такое говорить?
— Потому что я попытаюсь понять ваши резоны, най-чжи, не препятствовать вашим интересам, не посягать на ваши ресурсы — напротив, буду избегать зон ваших интересов. Позвольте напомнить, мы не используем убийц, най-чжи. Для нас это средство исключено.
— Но это средство не исключено для атеви, которые могут поддерживать вас и вашу точку зрения.
Брену уже приходилось слышать такой аргумент. Он умел обходить его в разговорах с Табини. Он скучал по обществу Табини, ему не хватало возможности спрашивать его напрямую, узнавать… узнавать то, что в последнее время ему никто не говорит.
И снова, в который уже раз после приезда в Мальгури, он испытал приступ смятения — минуту назад считал, что все в порядке, и вдруг, без всяких на то причин, начинаешь в этом сомневаться, припоминаешь, как оторван и изолирован от всех своих источников и ресурсов, полнее, чем когда-либо какой пайдхи…
— Простите мне этот вопрос, — сказал он Илисиди. — Но пайдхи не всегда достаточно мудр, чтобы понимать свою позицию в ваших отношениях. Я надеюсь, вы не измените мнение обо мне к худшему, най- чжи.
— А чего вы надеетесь добиться за время своего пребывания в должности?
Этого вопроса он не ожидал. Но ему уже не раз приходилось отвечать на него в разных советах.
— Продвижения вперед для атеви и людей, най-чжи. Продвижения, шага вперед к техническому равенству, со скоростью, которая не причинит вреда.
— Как положено, да? Как сказано в Договоре, сказано тупо и нудно. Не будьте таким скромным. Назовите то особое, невиданное деяние, которое хотите совершить, пока живы… тот дар, который в своей великой мудрости вы больше всего хотите принести нам.
Не такой уж невинный вопрос. Можно было бы назвать какие-то конкретные дела. Но если честно — он и сам не знал ясного ответа.
— Не знаю, — сказал он.
— Что, пайдхи не имеет представления, чего хочет добиться?
— По шагу за раз, най-чжи. Я не знаю, что окажется возможным. А сказать вам — не будет ли это само по себе нарушением принципов?
— Назовите самую крупную идею, которую вы когда-либо выдвигали.
— Железнодорожная система.
— Фи. Железную дорогу изобрели мы. Вы ее только усовершенствовали.
Это была правда, хотя поезда и пароходы атеви имели самую эмбриональную конструкцию, а котлы взрывались с устрашающей регулярностью.
— Так что еще, пайдхи? Ракеты на луны? Путешествия среди звезд?
Куда более опасная тема.
— Да, я был бы рад увидеть при жизни, как атеви ступят хотя бы на порог космоса. Най-чжи, тогда очень многое станет возможно. Так много вы сможете сделать. Но мы не уверены в изменениях, которые это вызовет, и я хотел бы сперва понять, какими окажутся последствия. Я хочу давать хорошие советы. Это ведь моя работа, най-чжи. — До сего момента он и сам не понимал этого так ясно. — Мы находимся на краю космоса. И так много изменится, когда вы сможете взглянуть на свой мир сверху.
— Что изменится?
Еще один опасный вопрос, на этот раз — из области культуры и философии. Брен посмотрел на озеро; казалось, весь мир лежит ниже тропы, по которой они едут.
— Высота меняет перспективу, най-чжи. Отсюда мы видим три провинции. Но мои глаза не могут видеть договорных границ.
— Мои могут. Вон тот горный хребет. Река. Они совершенно очевидны.
— Но, будь эта гора высока, как большая луна, най-чжи, и родись вы на этой высокой горе, разве увидели бы вы линии? Или, если бы и увидели, разве означали бы они для вас то же, что для людей, рожденных на равнине, — эти дальние невидимые линии?
— Ман'тчи есть ман'тчи. Ман'тчи — вот что важно. А для живущих на границе — какое значение имеют эти линии, о которых договорились айчжиин? Ман'тчи всегда невидим.
Приятно было услышать уже известный ответ, тот самый, который неизменно давал Табини. Приятно думать, что можешь точно предсказать чувства атеви. И полезно знать это об Илисиди.
— Значит, это никогда не изменится, — сказал он. — Даже если вы будете стоять на самой высокой горе.
— Ман'тчи никогда не изменится, — сказала Илисиди.
— Даже если вы покинете этот мир и не будете видеть его годы и годы.
— Хоть в аду, хоть на земле ман'тчи не изменится. Но вы, земные люди, этого не понимаете.
Бабс взбежал на небольшой подъем и какое-то время шел в одиночестве, пока Нохада не поравнялась с ним.
Илисиди продолжала:
— Или же вы не говорите своим врагам, если меняете его.
Такое тоже бывало в пьесах матчими. Катастрофическое событие, меняющее все понимание жизни. Но всегда — к правде, как он видел в пьесах. Всегда к тому, каким должен быть ман'тчи.
Илисиди никак не пояснила свое замечание. Может, ожидала, что он задаст какой-нибудь умный вопрос. Но его подвело воображение.
— Мы искренне не понимали вашего взгляда на мир, най-чжи, когда впервые появились здесь. Мы не понимали атеви. Вы не понимали нас. Это одна из самых важных и плачевных причин Войны.
— Плачевной причиной Войны было то, что земляне заняли Мосфейру, на которую не имели никаких прав. В результате сотни тысяч атеви были изгнаны из своих домов. Были нарушены ман'тчи, потому что мы не могли сопротивляться вашему оружию, нанд' пайдхи. — Тон вдовы не был гневным, лишь голос звучал сурово и выразительно. — А вы постепенно подняли нас, дали технику, все больше и больше техники. Разве это не выглядит глупостью?
И с этим вопросом Брен сталкивался не впервые. Атеви обсуждали его между собой, когда думали, что пайдхи нет рядом и он ничего не слышит. Несогласные советники выкрикивали этот вопрос в лицо пайдхи на заседаниях. Но даже самому Табини Брен не мог дать правдивого ответа — он не поддавался
