переводу: мы думали, что сумеем сделать вас своими друзьями.
А потому и сейчас он дал официальный, тщательно продуманный и отредактированный, поддающийся переводу ответ:
— Мы видели возможность ассоциации. Мы видели преимущество для себя в том, чтобы иметь вашу добрую волю в этом районе, куда забросила нас судьба.
— Вы говорите нам, следует ли нам строить шоссе или железные дороги. Вы отказываете нам в том, в чем вам угодно отказать. Вы обещаете нам чудеса. Но еще большие чудеса, как я слышала, есть на Мосфейре, для удовольствия земных людей, которые имеют мощеные дороги.
— Очень мало. Меньше, чем у вас.
— У нас — на континенте, который больше Мосфейры в тысячу раз. Будьте честнее, нанд' пайдхи.
— И наши экипажи не используют внутреннего сгорания. Но и это придет, най-чжи, и это придет к атеви.
— При вашей жизни или при моей?
— Может быть, через тридцать лет. Может, меньше. В зависимости от того, будем ли мы иметь необходимую промышленность. В зависимости от того, найдем ли сырье. В зависимости от того, сочтут ли разные ассоциации и провинции политически выгодным сотрудничать в изготовлении недостающих друг другу товаров, полагаясь при этом на компьютеры. В зависимости от ман'тчи, и от того, кто захочет, а кто не захочет работать вместе, и насколько успешно осуществится первая совместная программа… но нет нужды рассказывать все это вдовствующей айчжи, которой прекрасно известно упрямство заинтересованных кругов.
Он все же заставил вдову рассмеяться — пусть коротко и мрачновато. Против солнца черный профиль Илисиди вырисовывался силуэтом на фоне подернутой дымкой дали озера и неба. Какое-то время они ехали молча; в тишине, царящей на вершине горы, ветер трепал гривы метчейти, а Брен, маленький как ребенок, покачивался на спине животного, выведенного для того, чтобы носить атеви во время их нечастых, но жутких войн.
— А вон там — аэропорт, — сказала Илисиди, показывая вперед.
Напрягая зрение, он сумел разглядеть что-то — наверное, аэропорт Майдинги, рядом с нечетким расплывчатым пятном — должно быть, решил он, это и есть городок Майдинги. А намного ближе он различил дорогу, идущую вниз с горы, — или что-то другое, что он принял за дорогу.
— Это город? — спросил он, понимая, что вопрос глупый, спросил, лишь бы нарушить молчание.
Илисиди подтвердила, что это Майдинги.
После этого, обведя взглядом широкую равнину, Илисиди показала ему, в какой стороне лежат деревни вокруг Майдинги, перечислила названия разных растений, местностей и гор по ту сторону озера.
Но в голове у него была история, которую он вычитал в книгах, найденных у себя в комнате, — замок, обороняющийся от нападения Ассоциации с другого берега озера, еще до того, как появились пушки. Мальгури столетиями стоял на пути вторжений с востока. Развевающиеся знамена, клубы дыма от пушек на стенах…
Не романтизируй, говорил ему предшественник. Не придумывай. Смотри, наблюдай и докладывай.
Прежде всего — точность. Не принимай желаемое за действительное.
От точности пайдхи зависят жизни. Миллиарды жизней зависят от истинности его восприятия.
И зависят в равной степени от точности, с какой он будет представлять обе стороны друг другу.
Но, думал он, в каких мерах оценить, сколько мы забыли о них? Как много они потеряли с нашей помощью? Как много мы подавили, навязывая свои технические программы и свои ценности вместо их ценностей?
Но здесь — забыты ли здесь на самом деле эти возможности? Да и будут ли когда-нибудь забыты полностью?..
Они доехали до самого конца гребня. На южный конец озера накатывались облака, темно-серые снизу, полыхающие молниями, нависающие над свинцово-серой водой. Однако солнечные лучи косо прорывались между голубыми горными пиками на востоке, превращая воду у берега Мальгури в сверкающее полированное серебро. С гнезда среди скал сорвался дракончик, выкрикивая гневные протесты ветру, в ответ зарокотал гром. Другой дракончик забирался обратно на гору долгим, медленным путем — иначе возвратиться они не умели, после того, как слетали вниз — карабкались, сложив крылья и цепляясь крыльевыми коготками за неровности в крутой скале.
Дракончики жили и в Шечидане. Здания вблизи парка имели наклонные стены — как говорили Брену, специально, чтобы они могли взбираться наверх. Атеви все еще ценили их — за упорство, за неукротимое желание летать, летать, даже зная, что обратный путь ненадежен и полон опасностей.
Хищник в полете — и потенциальная добыча при возвращении.
В конце тропы Илисиди повернула Бабса и послала вниз, наискосок между скалами. Брен последовал за ней.
Через какое-то время они проехали мимо старого разрушенного здания. Сенеди сказал, что когда-то это был артиллерийский бастион — во время какой-то свары в провинции. Но его фундаменты, по словам Сенеди, намного старше, они остались от крепости, которая называлась Тадиири — «Сестра» — и когда-то щетинилась пушками.
— И как же она обратилась в руины? — поинтересовался Брен.
— Попыталась отколоться от Мальгури, — ответил Сенеди. — И вмешался бочонок вина, который не пошел на пользу айчжи Тадиири и его двору.
Яд.
— Но… целая крепость? — необдуманно ляпнул он.
— Да, в этом деле не хватило тонкости, — признал Сенеди.
Вот теперь Брен точно знал, что такое Сенеди — то же, что Банитчи и Чжейго. И теперь он полностью поверил, что его чуть не состоявшаяся кончина действительно смутила Сенеди — как тот выразился, в профессиональном смысле.
— После этого, — продолжал Сенеди, — Тадиири снесли, а ее пушки вывезли. Вы видели их у переднего входа, когда въезжали в Мальгури.
А Брен даже не был уверен, что орудия настоящие. Думал, просто памятник. Он не разбирался в таких вещах. Но век войн и пушек был очень короток — и война на земле атеви так редко оборачивалась битвой, почти всегда она решалась маневром, предательством предводителей, которых охраняли их армии. Больше всего здесь приходилось оберегаться от убийства на любом уровне.
А я сейчас еду с Илисиди и ее стражей, покинув ту охрану, которую одолжил мне Табини.
Или это был, выражаясь словами атеви, маневр, рисовка, демонстрация положения и власти с целью вынудить меня присоединиться к ним? Мне могло попасться еще что-нибудь вредное для здоровья в пище или питье. Так много опасностей может встретиться человеку, если ему вздумают причинить вред…
А Банитчи и Сенеди разговаривали, вторгались на территорию друг друга — Банитчи сердился на Брена за то что принял приглашение, Банитчи говорил, что раз он пообещал, то взять обещание обратно уже невозможно, — но все это происходило по чисто атевийским причинам, атеви пытались как-то разрешить ситуацию, сложившуюся между Табини и его бабушкой, как минимум, а может быть заодно и проверяли власть Банитчи в доме: Брен просто не мог разобрать эту путаницу.
Может быть, Илисиди и Табини уже договорились и может быть, как следствие, появилась надежда на мир между двумя ветвями этого дома — дома Табини, политики Табини и нескольких поколений его предшественников — и нескольких поколений пайдхиин перед Бреном.
Вот уж действительно дипломатия, думал он, снова пристраиваясь в хвост Бабсу, на свое место, деликатно подсказанное ему.
Он понял, кто правит в Мальгури. Он со всей определенностью установил это, ясно и твердо. Он полагал, что это делает Табини — через Банитчи.
Но одновременно он полагал, что сейчас его положение несколько безопаснее — под охраной стражи Илисиди, а не только Табини.
