взгляда кровь застыла в жилах Ньюна.
— Ты прекрасен, — сказала госпожа. В ее золотистых глазах стояли слезы. — Я очень боюсь за тебя. Будь осторожен, сын мой.
Народ не слишком-то верил в предвидение будущего, как и в амулеты, приносящие счастье. В это верили регулы, но не мри. И тем не менее Ньюн вздрогнул, услышав слова Матери.
Тот, кто прожил столько лет, сколько Интель, вероятно, мог заглянуть в будущее. Вся жизнь Ньюна прошла в атмосфере непознаваемого и непостижимого, и всем этим владела Интель — госпожа, Мать, хранительница тайн.
— Я буду осторожен, — сказал он. И госпожа отпустила его. Ньюн старался не смотреть в глаза Мелеин. Если госпожа и Избранница тревожились о нем, ему не нужна была эта тревога, пускай даже они и предчувствовали что-то.
— Не доверяй регулам, — сказала кел'ант. — Не упускай из виду ничего.
— Хорошо, — ответил он, взял Пасеву за руки и, прощаясь, пожал их, как это делали уходившие братья и сестры его касты.
Он повернулся и вышел. Огромными прыжками пронесся по винтовой лестнице мимо написанных на стенах истории и подвигов Народа, мимо всего тайного и важного, о котором так туманно говорила Интель. Ньюн не мог прочесть надписей, но сейчас он всем своим существом ощущал эти слова, эти заветы его предков.
Все, что хотела вложить в него Интель, стало наконец его частью, и теперь госпожа могла выпустить его из рук, ибо он сделался таким же опасным, смертоносным, неумолимым, как ас'сей в шон'ай. И при всем этом Ньюн оставался с ней. Эти старики вложили в него столько любви, что он просто не мог не выполнить свой долг, не мог не оправдать доверия Эддана, Интель, Пасевы, и Дебаса, и Лирена. Они были уверены, что он выполнит миссию, возложенную на него госпожой.
Ньюн прошел через главные ворота и закрыл их за собой. У дверей он увидел гигантскую тень мьюк'ко. Огромная голова поднялась и невидимые во мраке глаза взглянули на него.
«Возможно, — подумал Ньюн, в душе которого вспыхнула надежда, — возможно, пришло время. Это было бы очень кстати. Он нужен мне, я нужен ему.'
Но зверь что-то проворчал, отвернулся и снова опустил голову в грязь. Самец или самка — никто не мог определить пол дуса, как никто не мог сказать, почему дусы идут к одному мри и не идут к другому. И этот дус, скорее всего, все еще не понял, что Медай никогда не вернется; возможно, зверь тоскует, дожидаясь, что Медай вернется и накормит его. Ньюн этого не знал.
Печально пожав плечами, Ньюн продолжал свой путь. Но ему стало ясно, что дус не чувствовал перемен, которые произошли или вот-вот произойдут.
Земляне, скорее всего, истребят дусов. Регулы бы так и сделали, если бы не вступились мри. Регулы не могли приспособиться, как мри, к яду когтей, к немудреному образу жизни этих зверей. И поэтому ненавидели дусов.
Тревога, поселившаяся в Ньюне после встречи с дусом, не покидала его, пока он шел к долине, к призрачным облакам пара над гейзерами. Ньюн чувствовал запах ветра, чувствовал его мощь, словно это было живое существо.
Он поймал себя на том, что смотрит на знакомые места и думает: «я вижу все это в последний раз». Он был возбужден, неуверен — какие уж тут героизм и радость! Он ощущал весь этот мир: кислый влажный запах земли; горячий пар извергающихся гейзеров, у каждого из которых были свое имя и свои особенности.
Его мир.
Его родина.
Свободный, как ветер, кел все же любил землю. Он вдруг вспомнил, что не знает, куда они полетят; а ведь Интель говорила о Мраке так, словно это какое-то определенное место. Ньюн внезапно подумал, что, покинув Кесрит, он никогда не ощутит больше землю под ногами; ему был обещан Мрак, но юноша не мог его себе представить.
И, к тому же, ему предстояло встретиться с другими кел'ейнами — не со стариками, а с кел'ейнами, которые знали только войну и были подлинными представителями своей касты — гордыми, не прощающими обид. С такими неопытный кел с Кесрит еще никогда не встречался.
Ему предстояло жить среди чужих келов; там могут оказаться и кат'ейны, и кто-нибудь из них станет его женой, и тогда у них будут дети. Он сын одной госпожи, брат другой. Он наверняка будет Мужем новой госпожи, чтобы его дети стали ее детьми. Если, конечно, он останется жив после возможной битвы.
Всевозможные перспективы будущей жизни мелькали в его воспаленном мозгу. И ни одной нельзя было отдать предпочтение, ни в одной нельзя было быть уверенным.
Он шел быстро, обходя потоки серы и вырывающиеся из расщелин облака горячего пара. Дорога была ему хорошо знакома. Под тонкой корочкой грунта бурлила горячая вода. Она могла выдержать только вес мри. Ни дус, ни регул не могли здесь пройти. Осваивая дикие долины Кесрит, регулы получили немало горьких уроков. Теперь они пользовались только машинами и самолетами и никогда не съезжали с проложенных ими дорог. Землянам придется потратить немало времени и сил, прежде чем они освоят планету, если, конечно, они рискнут выйти из города регулов.
Многие погибнут на Кесрит. Как гибли мри.
Впрочем, какое ему дело до землян? Живущие здесь сольются с Народом и улетят. Дахача, Палази, и остальные; и Интель — тоже. Они ее уговорят. Ничего, что она стара и устала от борьбы. Она полетит с ними.
Тогда они смогут покинуть Кесрит без сожаления, не оглядываясь назад.
Ньюн взглянул на белый хребет, который возвышался над портом, и увидел громаду «Хазана», а рядом с ним — темный силуэт только что прибывшего корабля.
«Аханал» — «Быстрый».
Подняв клубы белой пыли, Ньюн соскользнул с холма и по пологому склону направился вниз.
Между камней внезапно мелькнула огромная тень. Ньюн резко повернулся, держа руку у кобуры пистолета, и увидел огромную тушу, взбирающуюся на холм.
Хаа-дус. Ньюн застыл, затаив дыхание. Показались еще трое. Безмолвные огромные звери, смертельно опасные, реши они напасть на него. Но он их не интересовал. Он лишь вспугнул их.
Ньюн стоял неподвижно, уважая их право находиться здесь. Звери принюхивались, рассматривая юношу своими маленькими глазками. Затем один из них издал утробный звук, означавший, что звери настроены мирно.
«Простите, братья», — мысленно проговорил он — лучший способ общаться с этими странными животными. Ньюн отступил на несколько шагов назад, прежде чем двинулся дальше в нужном ему направлении. Дусы пропустили его.
Рука Ньюна скользнула от пистолета к амулету на груди. И с этого момента он пошел медленнее, помня предостережения Пасевы.
Его не тронули и, отойдя немного, он обернулся. Звери исчезли.
Ньюн пересек небольшую белую площадку и уперся в забор. Это была проволочная изгородь, которая не могла остановить того, кто решил пройти через нее. Ньюн прожег в заборе проход, чувствуя приятное удовлетворение от того, что не подчиняется запрету регулов. Любой из мри поступил бы так же. Никто из них не стал бы обходить забор. Регулы, конечно, пришли бы в ярость. Но таковы были мри, и они не желали стеснять свою свободу и подчиняться регулам.
«Кровожадный дикарь», — так назвал его один молодой регул, когда Ньюн пришел в город.
Регулы не убивали, но они строили заборы и машины, которые уродовали землю, они хотели разделить вселенную на куски, которые можно было продавать, как пищу, как машины, как одежду. Ньюн считал это чудовищным.
Он обошел свалку старых машин и других железных конструкций. Они были так переплетены друг с другом и сжаты, что казалось, будто здесь развлекался какой-то гигант. Сюда, вероятно, свезли и бросили машины и тележки со всех поселений регулов на Кесрит.
Рядом на огромной выжженной площадке на фоне огней порта вырисовывались уродливые очертания разрушенной башни. Искореженные балки и металлические решетки создавали ужасное впечатление.
