слушать о них утомительно и скучно. Кроме того, надо уметь молчать вообще обо всем, что имеет значение лишь для тебя одного. Какого бы ты сам ни был мнения о своих достоинствах, не выставляй их напоказ в обществе, не следуй примеру тех хвастливых людей, которые стараются повернуть разговор именно так, чтобы представилась возможность их выказать. Если это подлинные достоинства, люди о них неминуемо узнают и без тебя и тебе же это будет гораздо выгоднее. Никогда не доказывай своего мнения громко и с жаром, даже если в душе ты убежден в своей правоте и твердо знаешь, что иначе и быть не может, – выскажи его скромно и спокойно, ибо это единственный способ убедить; если же тебе не удается это сделать, попытайся попросту перевести разговор на другую тему и весело скажи: «Вряд ли нам удастся переубедить друг друга, да в этом и нет необходимости, поэтому давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом».

Помни, что у каждой компании есть свои привычки и склонности и то, что как нельзя лучше подходит для одной, может очень часто оказаться совершенно неприемлемо в другом месте.

Шутки, разного рода bons mots[46], забавные случаи из жизни, которые придутся очень кстати в одной компании, если их рассказать в другой, покажутся плоскими и скучными. Какие-то особенности характеров, привычки, условный язык, принятый в той или иной компании, могут придать определенное значение слову или жесту, которые не имели бы его вовсе, не будь этих привходящих обстоятельств. Люди здесь очень часто совершают ошибку, пристрастившись к чему-то, что забавляло их в определенном кругу и при определенных условиях, они настойчиво повторяют это в другом кругу, при других обстоятельствах, где то же самое становится либо неинтересным, либо, может быть, даже оскорбительным, из-за того что употреблено не к месту или не ко времени.

Часто они даже начинают с глупого предисловия, вроде: «Сейчас я расскажу вам замечательную историю» или «Я расскажу вам нечто необычайно интересное». Они вселяют в своих слушателей надежды, и, когда надежды эти ни в какой мере не сбываются, незадачливый рассказчик «замечательной истории» оказывается в дурацком положении, которое он, надо сказать, вполне заслужил.

Если тебе особенно хочется завоевать расположение и дружбу определенных людей, будь то мужчины или женщины, постарайся распознать их самое большое достоинство, если таковое имеется, и их самую большую слабость, которая непременно есть у каждого, и воздай должное первому, а второй – даже нечто большее. Есть немало областей, в которых люди хотят всех превзойти или по меньшей мере хотят, чтобы другие думали, что они всех превзошли. И хотя они любят, чтобы им воздавали по достоинству там, где они знают, что действительно достигли чего-то значительного, им больше всего и вернее всего льстит похвала в том, в чем они хотят преуспеть и, однако, не совсем уверены, удается им это или нет. ‹…›

Ты легко сможешь распознать в каждом человеке предмет его тщеславия, приметив, о чем он особенно любит говорить, ибо каждому человеку свойственно больше всего говорить о том, в чем ему больше всего хочется добиться всеобщего признания. Коснись именно этого, и ты заденешь его за живое. ‹…›

У женщин таким предметом чаще всего является их красота. Как только разговор заходит о ней, никакая лесть им не кажется грубой. Природа, должно быть, не создавала еще женщины настолько уродливой, чтобы она могла остаться совершенно равнодушной к похвале, воздаваемой ее наружности. Если лицо ее настолько безобразно, что она не может не знать об этом, ей кажется, что фигура ее и весь ее облик с лихвой восполняют этот недостаток. Окажись у нее некрасивая фигура, она думает, что все уравновешивается красотою лица. Если же безобразны и лицо, и фигура, то она успокаивает себя тем, что ей присуще некоторое очарование, умение как-то особенно себя держать, некое je ne sais quoi[47], еще более располагающее к себе, чем сама красота. Мысль эту можно доказать тем, что самая некрасивая женщина на свете тщательно обдумывает, как ей получше одеться. Настоящая, бесспорная красавица, сознающая, что она хороша собой, изо всех женщин менее всего поддается такого рода лести: она знает, что этим ей только воздается должное, и не чувствует себя никому за нее обязанной. Надо похвалить ее ум – хоть сама она, может быть, и не сомневается в нем, она может думать, что мужчины держатся на этот счет иного мнения.

Не пойми меня неверно и не подумай, что я рекомендую тебе низкую и преступную лесть. Нет, не вздумай хвалить ничьих пороков, ничьих преступлений; напротив, умей ненавидеть их и отвращать от них людей. Но на свете нельзя жить без любезной снисходительности к человеческим слабостям и чужому тщеславию, в сущности невинному, хоть, может быть, порой и смешному. Если мужчине хочется, чтобы его считали умнее, чем он есть на самом деле, а женщине – чтобы ее считали красивее, заблуждение это благотворно для них обоих и безобидно для окружающих. И я предпочел бы сделать этих людей своими друзьями, потакая им, нежели своими врагами, стараясь (и притом напрасно) вывести их из этого заблуждения.

Существуют также небольшие знаки внимания, чрезвычайно приятные людям и заметным образом воздействующие на ту ступень гордости и самолюбия, которые неотделимы от человеческой природы. Эти знаки внимания – верное свидетельство нашей предупредительности и нашего уважения к тем, кому мы их оказываем. Можно, например, приметить маленькие привычки, пристрастия, антипатии и вкусы людей, которых нам хотелось бы расположить к себе, и тогда постараться чему-то потакать и от чего-то уберечь их, при этом деликатно дав им понять, что ты заметил, что им нравится такое-то блюдо или такая-то комната, и поэтому приготовил для них то или другое, или же, напротив, что от тебя не укрылось их отвращение к такому-то блюду и неприязнь к такому-то лицу, и ты постарался, чтобы за столом не было этого блюда, а среди гостей не появилось это лицо. Внимание к подобным пустякам льстит самолюбию гораздо больше, нежели вещи более значительные, ибо люди начинают думать, что чуть ли не все мысли твои и заботы направлены на то, чтобы сделать им приятное.

Вот кое-какие секреты, которые тебе необходимо знать, для того чтобы войти в высший свет. Хорошо было бы, если бы в твоем возрасте я знал их лучше сам. Я заплатил за эти знания пятьюдесятью тремя годами жизни и ничего не имел бы против, если бы ты уже сейчас мог воспользоваться теми преимуществами, которые можно извлечь из моего неплохого опыта. Прощай.

XX

(Невозвратимость времени)

Лондон, 11 декабря ст. ст. 1747 г.

Милый мой мальчик!

Мне больше всего хочется, чтобы ты знал одну вещь, которую очень мало кто знает, а именно – какая великая драгоценность – время и как необходимо его разумно использовать. Истина эта известна многим, но мало кто умеет жить в соответствии с нею. Любой дурак, растрачивающий свое время на пустяки, повторяет меж тем какое-нибудь избитое, всем известное изречение – а таких существует великое множество – в доказательство ценности и вместе с тем быстротечности времени. Точно так же по всей Европе разного рода остроумные надписи на солнечных часах напоминают о том же. Таким образом, все те, кто проматывают свое время, ежедневно видят и слышат, как важно для человека проводить его с пользой и как оно невозвратимо, когда его теряют. Но все эти увещевания напрасны, если у человека нет никакой твердой основы: здравого смысла и ума, которые сами подсказали бы ему эти истины, избавив его от необходимости принимать их на веру. Судя по тому, как ты описываешь свои дни, я смею думать, что эта основа у тебя есть: она-то и принесет тебе настоящее богатство. Поэтому я не собираюсь писать сейчас критический трактат об употреблении времени и злоупотреблении им. Я позволю себе только подсказать тебе кое-что в отношении того, как использовать один определенный период того долгого времени, которое, надеюсь, тебе еще придется прожить: я имею в виду два ближайших года.

Запомни же, что, коль скоро ты не заложишь фундамента тех знаний, которые тебе хочется приобрести, до восемнадцати лет, ты никогда потом за всю жизнь этими знаниями не овладеешь. Знания – это убежище и приют, удобные и необходимые нам в преклонные годы, и если мы не посадим дерево, пока мы молоды, то, когда мы состаримся, у нас не будет тени, чтобы укрыться от солнца. Я не требую и не жду от тебя большего усердия в науках после того, как ты вступишь в большой свет. Я понимаю, что это будет невозможно, а в некоторых случаях, может быть, даже и неуместно; поэтому помни, что именно сейчас у тебя есть время для занятий, которые не будут для тебя утомительны и от которых тебя ничто не сможет отвлечь. Такая возможность тебе больше никогда уже в жизни не представится. Если науки, которые ты будешь изучать, порою и покажутся тебе несколько трудными, помни, что труд – неизбежный спутник твой

Вы читаете Письма к сыну
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату