У американцев скальпели были острые, сколько хочешь кетгута и прочих, более современных шовных материалов, а проблем с бельём для накрытия операционного стола – не было. Не слыша привычных воплей: «Маня, мать твою перемать так-растак, гони в ЦСО[33]! Кровотечение привезли, а нам обложиться нечем! И, вашу маму, биксы с инструментами не успели туда оттарабанить? Отлично! Срочно – помыть и в сухожаровый шкаф! Накрываемся через пятнадцать минут!» – Соня даже ностальгировать начала. Ей стало не хватать той безумной нервозности и истерического «отката», который возникает в слаженной операционной бригаде после тяжёлого дежурства. Где все едины – хирург, ассистент и операционная сестра, анестезиолог и анестезистка. Акушерки и санитарки. Понимают друг друга без слов и действуют без промедлений. Где междометия «бля» и «ёб твою мать» иногда помогают больше, нежели полугодовой курс лекций по программе: «Управление людьми в экстремальных ситуациях». И вот, когда справились, долетели «на одном крыле», сдали литр крови за смену, потому что на «долбаной» станции переливания крови четвёртой резус-отрицательной с войны не было, а тут она – пожалуйста, прямо в вашем персональном кровеносном русле, – вот тогда и наступает этот пресловутый «отходняк» победителей. «Смогли! Справились! Стахановцы-спецназовцы!» – хохот, рюмка, сигарета – и писание до утра историй родов, операционных протоколов, списания наркотических анальгетиков и прочей безумно выматывающей рутины. Которой в американской клинике занимается, большей частью, как раз средний медицинский персонал, а врачи – лишь в редких, заслуживающих особого внимания случаях. Да и тогда не от руки «от сих до сих» до туннельного синдрома пишут, а заполняют бланки-шаблоны.
(Кстати, +1 за донорство. И, пожалуй, ещё +1 – немало Сонечка её сдала.)
«Да! Работать надо так, как они. Никто и не спорит. Я хочу работать так, как они – цивилизованно, не торопясь и не опаздывая. «Двигаться, уметь просто двигаться, не останавливаясь, важнее, чем спешить». Откуда это? Кажется, Роберт Желязны. Да! В Отечестве «не спешить» – тоже фантастика. И даже фэнтези… Я нахрен уволюсь окончательно и бесповоротно по приезде домой, потому что надоело! Надоело ходить по краю, спасая чью-то жизнь, рискуя своим здоровьем, делая внутреннее обследование полости матки ВИЧ-позитивной пациентки в ненадлежащих перчатках. Надоело оперировать тупыми скальпелями во влажных – только что из ЦСО – халатах. Надоело не высыпаться и вскакивать ночью от звонка телефона, как от звука ангелов господних, трубящих к апокалипсису. Надоело слышать в три часа ночи: «Софья Николаевна, у вас нет плазмы третьей группы?!» А как же! Конечно! В холодильнике примостилась между засохшим салатом и пустой бутылкой водки (кстати, зачем она там стоит?)!!!»
(-1 за патетику на грани истерики.)
И всё же – чего-то Соне не хватало в Америке…
А никто и не говорил, что русская не будет противоречить сама себе. Это у них там «надрыв» – патология. А для наших – это норма, засевшая где-то на генном уровне.
Иногда становилось просто смешно оттого, до чего же всё-таки американцы любят распускать сентиментальные нюни.
Стояла как-то Соня за спиной у заокеанских коллег – наблюдала. Только прибыла в госпиталь – естественно, не доверяют. Ей же – так божья благодать. Даже моложе себя почувствовала, воспоминания нахлынули – первый год интернатуры, надежды на великое хирургическое будущее, «жажда крови» (в хорошем, конечно, смысле). «Иван Иваныч, возьмите третьим ассистентом, дайте хоть крючок Фарабефа подержать!» – и всё такое…
Куда ушло? Как и не было никогда. А ведь правда – не было. Если вспомнить, Соня всегда думала: «Медицина – не моё». Это мамочка её четыре раза в медицинский институт поступала – «не шмогла». А Соня на журфак с первой попытки пролетела – и бах! – уже в аудитории медина сидит в белом халате и в идиотском накрахмаленном колпаке. Вот такие «пироговские» пироги. Или семечки?.. За малодушие надо платить. И сполна. «Знал бы прикуп – жил бы в Сочи»…
(+1 за отданные вовремя долги.)
Стоит, значит, Соня в «условиях стерильной операционной» главного госпиталя штата Массачусетс и балдеет. В смысле – лицезреет действо. Пациентка под спинномозговой анестезией (сильно увлекались американские лекари в то время спинномозговой и эпидуральной – тогдашний министр здравоохранения США по специальности анестезиологом был). В подобного рода обезболивающей методе ничего плохого нет – при кесаревом сечении. А вот при родах per vias naturalis [34] – есть. И даже очень – женщина потуги родовые должна контролировать, а «укол в позвоночник» (на самом деле в спинномозговой канал или около – в зависимости от способа) напрочь лишает роженицу такой возможности. Схватка – она что? Схватка – это непроизвольное сокращение гладкой мускулатуры матки. То есть, милые женщины, когда вас тошнит, мутит и у вас невыносимо «хватает» живот – это она, схватка. И тут уж ничего не поделаешь. Кто меряет галопом помещение родильного блока, как скаковая лошадь, кто – в кроватке мается. А потуга – это непроизвольное сокращение матки, которое вы можете и просто обязаны, во имя рождаемого вами ребёнка, контролировать с помощью произвольных сокращений мышц брюшного пресса (да, девочки, пресс – он не только для красоты и чтобы топики носить, демонстрируя миру подтянутый живот. Брюшной пресс – это ещё и очень нужный вам в родах инструмент). Спрашиваете, как отличить одно (схватку) от другого (потуги)?.. Если и то и другое – непроизвольные сокращения матки. Вот как прихватит желание отправиться в туалет по «большой нужде» – схватки закончились, начались потуги. Ваше дело – непременно известить об этом акушерку или врача и минут на сорок – сорок пять (у кого и меньше получаса) сосредоточиться (под руководством медицинского персонала) и не думать о том, что вам, любимой, плохо и больно и что – фи, какой позор обделаться при этом красивом, с небесно-голубыми глазами, парне в форменной салатовой пижаме, и прочий бред. Ваше дело – слушать и выполнять.
Так вот, эпидуральная анестезия лишает женщину возможности полноценно управлять мышцами брюшного пресса, что не так уж и прекрасно для головки рождающегося ребёнка. Она может испытать затруднения при рождении, и тому «красивому парню в салатовой пижаме» придётся, подпрыгивая, давить вам на живот, как будто вы – пакетик майонеза, завалявшийся в холодильнике, и кушать больше нечего, а хочется. Это не очень хорошо ни для вас, ни для «Платона» или «быстрого разумом Невтона», которого сейчас «российская земля» через вас рождает[35].
Вернёмся всё-таки в американский оперблок, где Соня никак не может сосредоточиться из-за одолевающих её воспоминаний и аллюзий.
Итак. Американские операторы медленно, «по линеечке», выполнили поперечный разрез по Пфаненштилю – в том самом месте, где живот переходит в лобок, – и медленно послойно проникли в брюшную полость. Проблема медикаментозной депрессии их не волнует – ещё один плюс «укола в позвоночник» при C-section[36]. В отличие от комбинированного эндотрахеального наркоза, в просторечии именуемого «общим», к ребёнку не поступает слишком много наркотических веществ. Женщина, кстати, при подобного рода обезболивании находится в сознании. Вы можете рассказывать ей анекдоты и всячески веселить. Правда, от шуток на медицинскую тематику и воплей: «Никто не видел, куда упала моя контактная линза?» или «Уже ушились? А где ещё один зажим?!» – лучше воздержаться.
В отечественной акушерской школе «медикаментозная депрессия», то есть некоторая заторможенность сродни «обкуренности» – просто не успевает наступить – наркоз на первоначальных этапах – мягкий, щадящий, а ребёнка мы «дома» извлекаем на пятой, максимум – на седьмой минуте. Ну, в форс-мажорных ситуациях – на десятой. Американцы же до извлечения тащились с четверть часа, не меньше! «За всю Америку», конечно, сказать трудно. Может, именно Соне в одном из центров мировой медицинской культуры попались, как на грех, такие черепахи.
Кесарево сечение выполняли женщине с недоношенной беременностью сроком в тридцать две недели. Показания со стороны плода: кардиотокограмма выявила признаки острой внутриутробной гипоксии. Если перевести с медицинского на людской – на седьмом месяце ребёнку «в животе» стало очень плохо, что и зафиксировал такой гулко стучащий самописец, выдавая частые каляки-маляки, похожие на кардиограмму мыши.
На время извлечения плода из матки женщине, даже в Штатах, обычно вводят внутривенно какой- нибудь седирующий препарат кратковременного действия, чтобы на пару минут «вырубить» её из «прямого эфира». Потому что оценивать ваше остроумие она в этот момент не «настроена», а непременно хочет «посмотреть на ребёночка». Но «ребёночки»-то разные бывают. Особенно недоношенные. И, кроме шуток,
