— Вы должны найти хозяйку... И найти ее адрес. Я перевела дыхание. Пути назад не было.
Он помолчал немного.
— Значит, вместо работы вы шляетесь по ресторанам? Одна или с любовником? Пожалуй, я поступил опрометчиво...
— Предупреждаю, что и завтра буду отдыхать! — сказала я.
— Так вы сейчас...
— В лесу.
— Почему в лесу? Совсем уже...
— Съездите? — спросила я.
Впрочем, уже было понятно, что он поедет...
Мой же следующий пункт — это наркоманский пятачок на шоссе.
Я ехала по крайней полосе, медленно — чтобы как-нибудь угадать его. Насколько же я наивная: «пятачок» оказался десятикилометровым, привольно раскинувшимся вдоль дороги по обе стороны. Внешний вид его обитателей не оставлял никаких сомнений в характере их увлечений.
Как люди слепы! Ведь я сотни раз проезжала мимо и, проезжая, сидела не только в своей машине, но и в Марианниной или в Елениной, а также в роскошном кабриолете Антона и жлобском микроавтобусе Микиса. Все они знали, что это за «пятачок». Один раз я вслух удивилась, какой бледный вид имеют люди «на остановке» — это было мое предположение: «на остановке». Марианна прыснула. Она ничего мне не сказала, напротив, даже не перебила, когда я перешла на тему социальной несправедливости. «Какой зеленый цвет лица был у того парня! — возмущалась я. — Это ведь бедный район? Он весь загазованный! Это просто чудовищно — я уверена, что здесь половина жителей больна язвой или СПИДом... Нет, ну что-то надо делать!»
«СПИДом? Возможно», — хихикнула Марианна.
Что ее забавляло — мое неведение? Но почему они все считали его забавным? Как они ко мне относились на самом деле?
Увы, ответ получался печальным.
«Блаженная» — покровительственно говорил Антон. Почему я толковала это как «неординарная»? «Доверчивая» — обмолвилась Елена, и я решила, что это синоним слова «верующая». «Сильно меня любящая» — гордился Алехан. Даже эти слова я воспринимала иначе. Я думала, они означают «любимая».
Я училась с Еленой в одном университете. Я была отличницей, а она — красавицей. Я часто говорила ей, что быть красавицей — труднее и почетнее, и до сих пор повторяю это на каждом углу. Но думаю ли так на самом деле? Если да — то почему ничего не делаю со своей внешностью? Ах да, из-за счастливого брака...
Это Елена познакомила меня с Алеханом. Она сказала, что он друг ее поклонника. Сам поклонник навсегда затерялся в прошлом. У них было много общих воспоминаний. По крайней мере, они иногда перемигивались и начинали хохотать. Когда я спрашивала, в чем дело — спрашивала, предвкушая радость присоединения к их веселью, — они отмахивались и продолжали перебрасываться междометиями и обрывками фраз.
Марианна появилась в моей жизни раньше — собственно, она всегда в ней была. Мое первое в жизни воспоминание: яркий весенний день, солнечные блики от ручья и ее лицо. Ей, как и мне, пять. Она нашла в ручье стеклянную сережку в виде ключика, потерянную мной два дня назад. Граненая безделушка умылась в ручье и нестерпимо сверкает. Марианна знает, что это моя сережка, но не отдает. «Я потеряла здесь свое кольцо, — объясняет она. — Если ты его найдешь, я отдам твой ключик».
Марианна даже не стала пытаться поступить в университет, после школы наши с ней дороги разошлись (я думала — навсегда). Она осталась топтаться в прошлом, в то время как я (мне так казалось) умчалась вперед. Но десять лет спустя мы встретились на одной площадке. Наше второе сближение тоже произошло через Елену. То есть это я их вначале познакомила, а потом уж они подружились и стали друг другу ближе, чем я каждой из них по отдельности.
Елена была общительным человеком. В принципе я не могла бы поручиться, что у нее нет знакомых, которых я не знаю. Я, например, никогда не видела ее маникюршу. Она приходила два раза в неделю, но как нарочно — когда я была у Елены, она или только что ушла или именно сегодня заболела. Мы даже смеялись и удивлялись по этому поводу.
Что касается остальных ее знакомых... Посыльных из французского ресторана я знала в лицо и по имени, соседей — только тех, что справа, с садовником — здоровалась, у кухарки — пользовалась благосклонностью, ливанку — недолюбливала.
Елена ни словом не обмолвилась о толстой подруге, хотя проблему лишнего веса мы обсуждали при каждой встрече в течение многих лет. Не говорила она и о вступлении в программу оздоровления в вегетарианском ресторане. О нем самом она тоже ничего не говорила. Только один раз — год назад — предложила мне: «Заедем тут, неподалеку?» Я, помню, и в тот раз удивилась наивному интерьеру: место не слишком ей подходило. «Попостишься со мной?» — сказала она, и в ее глазах промелькнул смех. Я его заметила, но истолковала как иронию Елены над самой собой — с рождения неверующей.
...Я притормозила. Бледно-зеленая стена слабо качнулась — как по команде, все равнодушно отвернулись. Последние в ряду тем не менее настроили боковое зрение, чтобы продолжать следить за моей машиной. Я заглушила мотор.
Немного погодя один из последних вышел из строя и двинулся ко мне вихляющей походкой. Впрочем, его взгляд оставался цепким и внимательным — свою расхлябанность парень явно преувеличивал.
В ряду между тем продолжалась жизнь. Мимо стоявших проплывали клиенты: все они были разными, и многих я бы никогда не заподозрила в приверженности к этому месту. Некоторые были прилично одетыми, они стеснительно ухмылялись, и видно было, что стеснительность им вообще-то не свойственна, что она, как игра, опьяняет и возбуждает их не меньше, чем предстоящий сеанс.
Даже самые развязные и холеные из этих клиентов немного терялись здесь, едва достигнув стены. Толстые и тонкие, богатые и бедные — они получали здесь по одинаковому куску бесконечности. Зыбкое плутание по темным коридорам могло оказаться кошмаром, могло стать восторгом, но всех желающих оно выводило за пределы мира... Мир слишком мал, вот в чем проблема. Слишком долго человечество топчется на полностью освоенной планете, оно ее давно переросло. Трагедия стала неизбежной, когда Колумб ступил на землю Америки. Все остальные судорожные попытки: и освоение Эвереста, и ослепительное умирание на всяких там полюсах (их всего два, всего два!), и полеты в космос со взрывами на обратном пути — все это уже агония. С Земли не улететь, а горизонта нет. Оставь надежду. Поверьте бывшему члену общества «Мой молодой Марс».
Горик сказал мне однажды: «Твои книги, чем они лучше моих доз?», и я изумилась прихотливости наркоманского воображения. Но сейчас я думаю так же: последний коридор, выводящий за пределы маленького мира — это воображение. Здесь нет предела скорости, в этом преимущество...
— Ищем неприятностей? — доброжелательно спросил парень, засовывая голову в мою машину. От него пахло чем-то восточным.
— Это вопрос терминов, — сказала я. — Что и как называть.
— Вот как раз философов здесь, как собак нерезаных. — Он с пониманием покивал мне головой. — Немало и сыщиков.
— Корда! — позвал его кто-то из ряда. Он нетерпеливо махнул, не оборачиваясь к зовущему.
Божок Корда. Вот ты кто. Видимо, Антон всерьез увлекался наркотиками, если назвал твоим именем одну из своих яшмовых фигурок.
— Здесь бывает один мой друг, — сказала я парню и улыбнулась по возможности жалобнее. — Горик. Я его ищу.
— Давно не видел.
— Неправда. Он был здесь вчера. И с тех пор пропал. Может, он меня бросил?
— Ты у меня спрашиваешь?
— Может, что-то случилось? — Я сложила брови домиком. — Помоги, я согласна заплатить.
— Давай карточку, — потребовал он.
Я немедленно достала ее из кармана. Он двинулся обратно в строй, и я вышла за ним, не обращая
