К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

кавалерственной дамы и фрейлины, занявшей апартаменты при дворе, которая, как говорили шепотом, может безнаказанно драть уши коронованному поклоннику, не сходило с уст шайки Мыльникова. Он устроил у себя собрание единомышленников и объявил самостоятельное дело на островах открытым. Смущала, правда, несколько неясная позиция Голикова, который под разными предлогами не вы­нимал своего вклада из дела Шелихова, а от Мыльникова добивался особых привилегий. С ним приходилось считаться, так как будущий взнос его равнялся большей половине всего капитала нового предприятия. Мыльников, впрочем, рискнул дать к подписи участникам проект устава и начать операции до его утверждения... Да с такой, как у него, поддержкой можно ли сомневаться в утверждении?

«Я ему скажу», «я заставлю Лопухина», «я настрочу Ан­не Петровне»... – так и сыпалось из уст захмелевшего, наду­того спесью и сиявшего от удачи Мыльникова. Но положение у него было далеко не блестящим. Не входящие в его компа­нию купцы, отпустившие ему в кредит товары для снаряжения корабля, могли не сегодня-завтра потребовать денег. А чем платить, когда все паевые истрачены?

Тем временем Резанов составил доклад, в котором убеди­тельно доказывал, что спасти положение на островах можно только созданием торгово-промышленного объединения. В коммерц-коллегии доклад встретился с представлением Мыльниковых, доказывавших целесообразность основания разных частных предприятий под общим государственным управлением.

Вопрос, кто осилит, тревожил обе стороны: волновались в Иркутске, а еще более в Петербурге. Лазутчики буквально не выходили из помещения коммерц-коллегии, чтобы выхватить новость и во весь дух мчаться на перекладных в дале­кую Сибирь. Дело же откладывалось и откладывалось...

В июле 1799 года Павел утвердил «состоящую под высо­чайшим покровительством Российско- Американскую компа­нию». Семейство Шелихова было отмечено особо, один из четырех членов правления компании должен был назначаться от Шелиховых. Для непосредственных представлений по де­лам компании императору был утвержден Николай Петрович Резанов.

Четыре года непрерывной борьбы за наследие Григория Ивановича Шелихова, которому, как и российскому влиянию на Тихом океане, грозила гибель, создали для Резанова жизнь, полную тревог, но вместе с тем и увлекательную.

Успокаиваться было еще нельзя – то, что сделано, еще не окрепло и шаталось, несмотря на все рескрипты и покро­вительства.

Многочисленные пайщики Российско-Американской ком­пании отказались признавать избранное ими же самими правление в Иркутске. Не исполняли распоряжений генерал-губернатора, не слушали предостережений из Петербурга. «Внушите им, – писал Резанов главному директору Булдакову, – чтобы они прекратили тяжбы и ябеды и пеклись о пользах государственных, буде хотят, чтобы стулья под ни­ми были прочны».

В ответ на эти предостережения группа Мыльникова со­всем устранила от дел главного директора Булдакова, второ­го зятя покойного Шелихова, забрала контору в Иркутске в свои руки и продолжала действовать явно во вред пред­приятию.

Мыльников вскоре попался в мошеннической проделке. Под предлогом наблюдения над распространением паев пред­приятия, котировавшихся по цене в несколько раз выше номинальной, он стал потихоньку продавать свои паи, достав­шиеся ему по номинальной цене, и, таким образом, нажил сто тысяч рублей, подорвав в то же время приток средств в Российско-Американскую компанию.

Такая неурядица в самом сердце предприятия, в правлении, отражалась, конечно, и на островах, – там отдельные артели перестали подчиняться Баранову.

В таком положении Резанову пришлось провести перевод главного правления компании из Иркутска в Санкт-Петер­бург. Это случилось тотчас по воцарении Александра I, кото­рый сам стал акционером компании. За ним потянулись и двор и другие сановники: капитал компании вырос до трех миллионов рублей.

Успех Резанова праздновался у Гавриила Романовича Державина, в тесном кругу близких.

– Я могу сравнить тебя, Коля, – поднял хозяин бокал за Резанова, – с Гераклом, поразившим Лернейскую гидру... Да будут в дальнейшем сопутствовать тебе одни удачи и радости, ниспосылаемые Зевсом, который не всегда бывает только проказником. Все же неусыпно бди и присматри­вай, – обратился он к Анне Григорьевне, – за своим ветро­гоном. По моему мнению, ему не хватает бессмертной славы, но я уверен, что он ее заслужит. Об этом буду молить Зевса ежечасно.

– При чтимой мною богине Гере, – в тон ответил ему Николай Петрович, кланяясь в сторону красивой Дарьи Алексеевны, жены Державина, – я хочу забыть о проказах ее супруга Зевса: о Ледах и всяких других; хочу видеть его всегда у ее ног... Да здравствует хранительница семейного очага!

– Слышите? – смеялся дядя Резанова, Иван Гаврило­вич, сидевший рядом с оживленной и раскрасневшейся Натальей Алексеевной.

Маленький адмирал Шишков внушал Резанову:

– Ведите там, на островах, ясную и твердую русскую по­литику, привлекайте туземцев, не делайте различия между ними и своими. А самое главное – церковь и русский язык. Привлекайте лаской!

– Теперь, Иван Семенович, примусь за созидательную работу, – обнадеживал Резанов. – Надо начинать с капита­лов: все же малы они у нас. Сколочу капитал, заведу широ­кую торговлю на Тихом океане. Укреплюсь на Курилах до самой Японии. Снабжаться попробую из столицы. Умножу флот... Свои верфи заведем... А потом пойду и к северу и к югу, до самой Калифорнии.

– В добрый час... Помогать буду... Помочь вам надо и моряками.

– В первую голову...

Вставшие из-за стола гости перешли вместе с дамами в кабинет хозяина пить кофе. Шишков не отставал от Реза­нова...

Мечта Резанова сбывалась: он, строго говоря, уже нахо­дился в числе тех немногих деятелей страны, которые при­званы творить политику, и творить своеобразно. Он призван руководить целой новой страной, не имеющей до сих пор никакого гражданского управления, и так, чтобы это руко­водство вполне совпадало с интересами государства.

Он забрасывал новые министерства проектами разреше­ния вопроса снабжения морем российских владений на Ти­хом океане, занятия и освоения новых земель, гражданского их устройства, расширения промыслов и торговли, охраны новых владений. Перед ним все яснее и яснее вырисовыва­лась крайняя необходимость лично ознакомиться с действи­тельным положением дела на местах и с людьми, работаю­ щими там. Надо было спешить. Путешествие на острова ста­ло настоятельной необходимостью.

1. В ДАЛЬНИЙ ВОЯЖ

О первом кругосветном путешествии россиян, как об осо­бенно сенсационной новинке, заговорили не только в Рос­сии, но и за границей.

Первыми откликнулись влиятельные и широко распрост­раненные по белу свету «Гамбургские Известия», посвятив­шие этому событию целую страницу.

«Российско-Американская компания, – сообщала газе­та, – ревностно печется о распространении торговли и теперь занимается великим предприятием, важным не только для коммерции, но и для чести русского народа... Она снаряжает два корабля в Петербурге, чтобы снабдить русские колонии, нагрузить там корабли мехами и обменять их в Китае, завести на Курильских островах селение для удобнейшей тор­говли с Японией, для чего нанят один англичанин на три года, с жалованием по пятнадцати тысяч рублей в год и двадцати тысяч за успех... Начальство над экспедицией пору­чается господину Крузенштерну, весьма искусному офицеру, который долго пробыл в Ост-Индии...»

В России готовых кораблей, к сожалению, не оказалась. Подходящие были куплены в Англии. Они прибыли в Кронштадт только в мае 1803 года. С отплытием приходилось торопиться.

Они производили прекрасное впечатление, эти суда, еще недавно – «Леандр» и «Темза». Спокойно покачиваясь в га­вани на якорях, они казались легкими и быстроходными, сияли чистотой и новыми русскими именами – «Надежда» и «Нева».