Стихотворения

Тут и случилось неладное.
Вдруг запершило в горле,
скрючило — и сандалии
ноги ему растёрли.

Сел, прислонившись к дереву,
губы тоской зашиты,
немощный, сирый, — где ему
в мире искать защиты?

Родиня вся, как нищая,
Мучилась и говела,
только и было нынче ей
дела, что до Гомера.

Он и на то не сердится,
зная свой меч и заступ,
может, всего лишь семьдесят,
может, уже и за сто.

Помнит ли кто, как с детства он
был в состязаньях первый,
как он дышал и действовал,
а не слогал напевы?

Лишь потерявши зрение,
взявшись больным за лиру,
смел он стихами зрелыми
век свой поведать миру.

Трогая лиру старую
пальцами рук усталых,
пели до сна уста его
для молодых и старых.

Рады или не рады,
гостя впустив под вечер,
спать его виноградари
клали в сарай очевий.

Там этот старый сказочник
тешился миской супа.
Свет его мыслей гаснущих
бился темно и скупо.

Рано вставал — и заново,
бос и от пота солн,
шёл до конца до самого
к новым краям и сёлам.

Щеки, что были смуглыми,
стали от бурь рябыми.
Слушали слуги с мулами,
воины и рабыни.

Были слова не шелковы
для городского слуха,
не соловьями щелкали,
а рокотали глухо.

В них — не обиды личные,
не золотая шалость, —
целой земли величие
ширилосьи вмещалось.

…Ну, так обиды побоку!
Духом воспрял художник.
Враз набежало облако,
и запузырил дождик!

КАВКАЗУ[1]

Я тебе не чужой человек.
Мы не просто большие друзья.
Мы сошлись и связались навек.
Нас нельзя разлучить и разъять.