Рыжик наблюдал за нами из будки. Положил голову на высунутые лапы, выглядывает из круглой дырки как из рамки, помаргивает золотистыми глазами, будто одобряет то, что делает хозяйка.
— Буба, можно без платья? — спросила Клавочка.
— А чего ж нельзя? Пускай тело дышит, бегай себе спокойно, от чужих глаз зелень спасает, а своих не бойся. Ты мне борщик принеси, внученька, в летней кухне на керосинке, только без тряпки не хватай! Витя, а ты в погреб, слазь, сметанку там возьми, увидишь, в пол-литровой банке.
Погреб находился за колонкой, закрывался деревянным щитом с прибитой гвоздями ручкой из ремня. Вниз вела деревянная лесенка. Ничего я не увидел, пока гла-ал не привыкли к темноте. Таким «холодильником» старому человеку пользоваться опасно.
А полок сколько! Как стеллажи для книг. Все банками да бутылями заставлено. Тут и компоты, и варе-ш.е, п законсервированные помидоры, красные и зеленые, и огурцы, перец. Ничего себе запасец!..
Я нашел банку со сметаной и полез вверх. Конечно, челопек, который заготовил столько впрок, не думал никуда переезжать. И снова мне стало жалко бабушку. Куда она все это денет? Столько труда затрачено!
Решительный человек моя теща, особа властная, настояла на своем, убедила старого человека, сумела.
Но будет ли хорошо бабушке с нами? Городская килртирн станет для нее своего рода тюрьмой, теперь я но понял. Л с другой стороны, и о покое пора подумать, с кем же ей доживать спои годы, если не с един- ешейным сыном и внучкой?
Прикрой, Витя, хорошенько, чтоб лягушки туда не попаскакали,— сказала бабушка, принимая от меня блику со сметаной.— Сейчас мы подкрепимся, заморила я мае голодом, детки.
По сначала она достала из кастрюли косточку от мяса. Рыжик выметнулся из своих хором и завилял хиое том.
Не спеши, Рыжик, не спеши! Горячее, языку Оольно будет.
Она бросила кость, и собака, как я думал, не кинулись за костью, а подошла не спеша: поняла, что говорила хозяйка.
Ну, детки, повезете вы меня...— Глаза бабушки наполнились слезами, но она быстро справилась с со- Гюи.
После борща, сдобренного сметаной и укропом,—мы I Клавочкой, к большому удовольствию хозяйки, попро-I или добавку — бабушка сказала:
Муж у тебя, внученька, вижу, человек хороший, умный, лоб-то, гляди, как у бычка, большой; не зря в такие годы главным инженером поставили, такое заслужить надобно, молодец, ничего не скажешь...
— Кого поставили главным инженером? — переспросил я.
— Не меня ж,—ответила бабушка.
— Возможно, когда-нибудь и... — Закончить фразу мне не удалось, зато удалось удержаться от вскрика: Клавочка ущипнула меня за бедро.
— Никакой я не инженер,— четко выговорил я, сжимая пойманную руку жены.— Обыкновенный рабочий. Строитель. Трубоукладчик. Воду в дома проводим и канализационные трубы...
Клавочка швырнула в тарелку недоеденный кусок хлеба, на стол выплеснулся борщ. Бабушка тут же выхватила хлеб пальцами и отправила себе в рот.
— Я сейчас, погодите,—сказала она, поспешно вставая.— Погодите, сейчас...
Она ушла в дом.
— Никогда от тебя не ожидала! — простонала Клавочка.— За что ж ты меня так? Унизить захотелось, да?
— Как это понимать? —возмутился я.
— Убыло бы тебя, что ли, если б промолчал, да? Не понимаешь ничего, маленький? Я здесь родилась, выросла, не хочу, чтоб меня за неудачницу посчитали.
— Меня, чго ли, стыдишься?
— Твоей работы!
— Странно. Надо кому-то и канализацией заниматься.
— Почему именно тебе?
— Потому что мне это нравится.
— Не может это нравиться нормальному человеку.
— Зачем же ты вышла за меня замуж?
— Да потому, что ты меня охмурил!
— Клаша, Витя, идите отдыхать, детки! Я вам уже постель приготовила, идите с богом, умаялись дорогой...
Юнншчка резко встала из-за стола.
Ничего, пусть сердится, я поступил правильно, нечего миг прятаться за чужой должностью. То, что я делаю, лишим нужно, н я не позволю даже Клавочке выдавать меня за какое-то начальство.
Ид ni и дом не хотелось, сейчас жена начнет мораль 4111 и I h, м го и слезы пустит в работу. Я принялся помощи. Ол Лушке убирать со стола, умостился у колонки, 4iofi иымыгь под струей посуду.
Иди к ней, Витя,—ласково сказала бабушка, MM’iivmiiiiri. моего плеча.— Иди. Все перемелется, мука Пуде г,..
I де я слышал ли слона? Перемелется... Хорошо бы.
И иомннту и пошел настороженно. Всего ожидал, но го, что сделали Клипочки... Она, оказывается, ждала меня, шагнули инеред, распахнула шелковый халатик, он сиалилен с: нее, как чешуя с царевны- лягушки. Это птершенетио, искинун руки, обхватило меня за шею, и и иыключилси из всего земного...
Оифыи глаза, я увидел перед собой низкий белый ноголок н не сразу понял, где нахожусь, день сейчас или ночь, бабушкины окна были густо заставлены нпегами и горшках.
Клаиочка спала, повернувшись к стене, ее халатик шк н опален лежать на белой тканой дорожке.
Мходите, пожалуйста!
(.начала послышался запах поджаренного теста, по-Iим пояиилась бабушка с большущей тарелкой пирож-h « »и Держа тарелку, она наклонилась, подняла Клавоч-кни халат, легонько встряхнула его и повесила на спин-к кронаги. Потом пододвинула к нам поближе табурету и поставила на нее тарелку.
Поешьте, пока горяченькие. Хорошо поспали? Ну •VIпни Оогу, А сейчас я молочка вам принесу, соседский мальчишка передал. Теперь каждый день парное молоко у нас будет. Так что наберетесь вы тут здоровья, отдохнете хорошо.
Когда бабушка вышла, Клавочка сладко потянулась, повернулась ко мне, обняла, засмеялась:
— Никак не могу проснуться...
Я зарылся лицом в теплый уголок между ее плечом и шеей, замер. Всю жизнь бы так...
В дверь снова постучали.
— Можно! — крикнул я, отмечая бабушкину тактичность.
Она внесла кастрюлю с оставшимися пирожками, налила нам молока в стаканы, сказала ласково:
— Пейте на здоровье, детки! И пирожки не жалейте, завтра свежих нажарим, ешьте, милые вы мои!
Я поймал ее руку:
— Спасибо вам большое, бабушка.
Она улыбнулась, положила руку мне на грудь, легонько похлопала по ней.
— А о ком же мне еще беспокоиться? Дай вам бог здоровьица!
Вечером мы отправились в летний кинотеатр: Клавочка не захотела откладывать на завтра, ей захотелось немедленно показаться здесь в новом платье, длинном, до пят,—не поймешь, какого оно цвета.
Повертевшись у зеркала, она пристроила на голову шляпу.
— Королева Марго, и только! —засмеялся я.— Сногсшибательная особа!
Бабушка удивилась:
