направлений…
Вик вновь останавливал себя. Имеет ли он право на такой риск? В случае поражения серые уведут свои племена подальше от Города — но Централь и поселки фермеров останутся на своих прежних местах. И весь гнев Города обрушится на них «Вертолеты… танки», — приходили на ум Вику незнакомые, угрожающие слова старейшины Алексея.
И что же? Продолжать безропотно платить дань Городу, трусливо кланяться городскому Конвою? Прежде это была участь фермеров. Но теперь это была их общая участь. Вик понимал, что ненависть к Городу будет расти вместе с ростом постоянного войска, которое в любом случае предстоит собирать. Ненависть будет расти и подталкивать его. Вика, к действию, а Ворон этого действия будет требовать открыто. У Ворона нет выбора. Или война с Городом, или война с фермерами и Централью. Третьего не дано.
Третьего не дано и Вику тоже.
Или война с Городом — или война с серыми.
Только теперь, после упорных, мучительных размышлений, Вик начал понимать, что, заключив договор с серыми, он в глубине души допускал возможность его выполнения. Атаковать Город! Войти в него!
Если бы иметь побольше информации… Если бы риск не был столь велик!..
Но риск был велик, велик чрезмерно, поэтому Вик, после нескольких дней колебаний, принял решение отказаться от любых планов атаки Города и начать подготовку к затяжной войне с серыми.
А вскоре произошло событие, которое как будто подтверждало правильность принятого решения.
Это случилось поздним вечером, когда в последние лучах заходящего солнца, светившего им в лицо, Вик и Слав вели лесной дорогой в Централь очередной конвой. Конвой двигался, растянувшись длинной цепочкой — теперь не приходилось опасаться нападения серых. Единственное, что угрожало грузовикам и повозкам — это покрывшая все дороги и тропинки непролазная грязь. Двигаться приходилось медленно и осмотрительно. Вик и Слав ехали на лошадях впереди, держа в руках факелы, которыми освещали дорогу в сгущавшихся сумерках. Оба были в прекрасном настроении. Старейшина Василий сменил-таки гнев на милость, узнав об усмирении серых, так что с пищей пока проблем не было. Радовало и то, что работы по восстановлению блоков Централи быстро продвигались.
— Прошлые в них заблудились бы теперь, — насмешливо гудел Слав. — Дрей там чего не городит только — и все по-своему.
— Ему виднее, — отозвался Вик. — Его служба — его и заботы.
— Да, а жить-то в этих блоках нам!
— Перебирайся к фермерам.
— Я бы и непрочь. Совет не отпустит. Эдак все ответственные из Централи разбегутся.
— Перебирайся, — повторил Вик, — насчет остальных ответственных не знаю, а тебе хорошо бы поближе к грани…
Окончание фразы застряло у Вика в горле. Его лошадь, дико заржав, поднялась на дыбы. Вика с силой швырнуло назад, он не удержался в седле и полетел в дорожную грязь. Ощущение было такое, словно сама дорога ринулась ему навстречу и с силой ударила в лицо. Боль, грязь, круговерть света и тьмы, безумное ржание лошади…
Вик ошеломленно поднялся на колени. Вернее, что-то одним рывком подняло его. Вик помотал гудящей от удара головой и обнаружил зажатый в левой руке повод. Он не выпустил его, падая с лошади. Лошадь рвалась из стороны в сторону, словно взбесившись. Вика трясло и кидало из стороны в сторону в такт этим рывкам, но он вцепился в повод — теперь уже обеими руками — и не выпускал его.
А потом лошадь повалилась на землю. На землю и на Вика. Он едва успел отскочить в сторону — и лошадь тяжело рухнула к его ногам, густо разбросав во все стороны комья и брызги грязи. Вик выпустил из рук повод. Лошадь билась в агонии. Вик растерянно провел рукой по лицу, стирая с него грязь и льющуюся из носа кровь.
Кто-то тряс его за плечо, Вик обернулся и увидел Слава, который, бурно жестикулируя, повторял слово:
«Ложись!». Сообразив, что смысл этого слова не доходит до Вика, Слав схватил его в охапку и швырнул на землю, бросившись рядом.
Некоторое время они лежали бок о бок, уставившись в спину все еще дергающейся лошади. Вик подумал, что грязи, пожалуй, ему на сегодня досталось с избытком.
Это была единственная внятная мысль, посетившая голову. Откуда-то сзади доносилось приглушенное рычание остановившихся грузовиков, лязганье затворов и возбужденные голоса ходовиков. Лес вокруг молчал. Постепенно Вик пришел в себя.
Выдираясь из холодной, жидкой грязи, он медленно поднялся на ноги. Слав был уже на ногах. Появился запыхавшийся Юр с автоматом в руке.
— Все в порядке?
— Что «в порядке»?! — зарычал Слав. — Что это было, обвались на меня Небо?!
Засада?
— Стоп, — сказал Вик, тщетно пытаясь справиться с льющейся из носа кровью. — Смотри…
Слав посмотрел туда, куда указывал Вик. Из шеи лежащей на земле лошади торчала короткая толстая стрела, выпущенная из самострела. В свете факелов, которые держали в руках собравшиеся вокруг ходовики, стрела выглядела зловеще.
— Кто то хотел пожелать тебе доброй ночи, — пробормотал Слав, покосившись на Вика. — Именно тебе.
— Точно, — согласился Вик. Он представил себе эту стрелу в своей собственной шее… и передернул плечами.
— Вот тебе и договор, — сказал Слав то, что наверняка мысленно твердил сейчас каждый ходовик. — Никогда я им не верил и не поверю, крысам серым.
— Серые не пользуются самострелами, — возразил кто-то.
— Потому, видно, и промахнулись.
— Да, наверняка.
— Конечно, они…
— Стоп, — снова сказал Вик. Он окончательно опомнился и наконец то унял кровь. — Тут что-то не так. Договор нужен серым сейчас не меньше, чем нам. А то и больше.
Понимаете? Им сейчас впору не убивать, а охранять меня!
— Они тебя охранят, пожалуй, — буркнул Слав. — Разбирайся теперь сам со своими серыми. Нашел с кем договариваться…
При всем своем желании, Вик не мог скрыть этот случай. Через день о нем знала вся Централь, через два дня — фермеры, а через три — серые.
Ворон навестил Вика на четвертый день.
Вик не впустил Ворона и его телохранителей в поселок, встретив серых на дальнем берегу озера в окружении большого отряда «кровных братьев». Переговоры продолжались недолго.
— Не знаю, поверишь ты мне, или нет, — сказал Ворон, — только мои люди не стреляли в тебя.
— По приказу, — кивнул Вик. — А могли они выстрелить без приказа?
— Могли. Но зачем им это делать, Упрямый?
Вик пожал плечами.
— Не знаю… А у кого вообще есть причина желать моей смерти? Кстати, Грязный и Силач еще живы?
— Да.
— Может, они припомнили мне старое?
— У нас не принято думать о старом, о том, чего нет. Но я присмотрю за ними обоими, — пообещал Ворон. — Наш договор остается в силе.
Он не спрашивал, а утверждал. Вечная манера серых. Вик вздохнул. Нет, Ворону и его людям не было никакого смысла устраивать эту засаду…
