голову, и путешественница увидела сонное, бледное и пухлое лицо.
— Комнату почище, да внеси мои вещи из коляски! — сказала она.
Парень лениво встал с дивана и мерно постукивал шашкой о шашку.
— Вон там коляска! да скажи, чтоб сейчас же закладывали лошадей, как будут.
Парень, продолжая постукивать шашками под такт своей походки, медленно вышел из комнаты.
Вещи из коляски были внесены в комнату, где ждала путешественница.
— Дайте же мне комнату, — сказала она белокурому парню.
— Да вот-с! других нет-с! — отвечал парень и стал собирать шашки.
Путешественница пугливо обвела глазами грязную комнату и тяжело вздохнула.
В самом деле, комната имела вид очень неприятный. Стены ее были забрызганы, стекла грязны. Из мебели кроме рыжего дивана в комнате находились еще круглый стол, несколько сломанных стульев, зеркало, испещренное точками и так высоко повешенное в простенке, что если б кому пришла охота в него посмотреться, то нужно было бы подставить стул, шкап со стеклами и с комодом; на полках красовалась посуда, почти вся изувеченная.
— Что у вас есть кушать? — спросила путешественница.
— Ку-шать! — протяжно повторил парень.
— Ну да! что у вас есть?
— Да у нас ничего нет-с: мы не готовили сегодня.
— Как же у вас трактир, а ничего не готовили?
— Да-с, ничего-с! — флегматически отвечал парень.
— Ну приготовьте что-нибудь!
— Огонь-с надо разводить.
— Ну так что же?
— Да провизии никакой нет.
— Дай хоть чаю! — горячась, сказала путешественница.
— Чаю-с?
— Ну да!
— Не знаю-с! кажись, хозяин взял самовар! — пробормотал парень и пошел из комнаты.
Лицо путешественницы вспыхнуло; она сказала насмешливо:
— Хорош трактир — ровно ничего нет!
— Вино есть-с, и хорошее, — с гордостью отвечал парень. — Хозяин еще недавно на восемь тысяч купил на ярмарке.
— А есть нечего! — с упреком заметила она.
— Помилуйте-с, здесь проезжающих на редкость, а в этакой жар всякое съестное портится. Ну-с а вино дело другое. Коли гостей не будет, так и сам хозяин выпьет. Не пропадет! — улыбаясь, сказал парень.
— Как хочешь, достань мне самовар! я хочу чаю! — повелительно произнесла путешественница.
— Ветчина есть, да только… — нерешительно сказал парень.
— Ну так дай! — радостно перебила его путешественница.
— Да маленько пахнет! — вопросительно глядя на путешественницу, сказал парень.
Она отвечала:
— Ну хоть самовар достань!
Парень вышел из комнаты, притворив за собой дверь, и путешественница услышала следующий разговор парня с краснощеким мужчиной; оба они лежали на окнах. Парень кричал:
— Флегонт Саввич! а Флегонт Саввич!
— Асинька, Тихоныч? — позевывая, протяжно спросил краснощекий мужчина.
— Просят самовара, а хозяин унес свой.
Ответа не было, потому что Флегонт Саввич собирался чихнуть.
— Просят самовара?
— Да!
— Да!
— Желаю здравствовать!
С минуту длилось молчание; потом зевота раздалась с обеих сторон.
Путешественница нетерпеливой рукой раскрыла окно и закричала Флегонту Саввичу:
— Дайте хоть вы самовар. В этом трактире ровно ничего нет!
Флегонт Саввич закричал повелительно:
— Мошка, Мошка!
Как бы из земли выскочил мальчишка из-под яслей и поднял голову кверху.
Мальчику было лет десять; он был бледен, худ; белые его волосы были всклокочены; толстая дырявая рубашка с поясом составляла всё его одеяние.
Флегонт Саввич важно произнес:
— Пошел, отнеси самовар Тихонычу!
Мошка кинулся на крыльцо станционного дома и через минуту, жилясь, тащил огромный самовар совершенно изумрудного цвета.
Путешественница, завидя самовар, пугливо закричала:
— Не надо! не надо!
— Мошка, назад! — крикнул, как бы обидясь, Флегонт Саввич.
— Мошка, давай скорее! — в то же время крикнул Тихоныч.
Мошка мялся, не зная, куда идти и кого слушаться.
— Мошка! — грозно крикнул Флегонт Саввич.
Мошка кинулся с самоваром к нему.
— Дурак, тащи его назад!
— Давай сюда, Мошка! я его почищу!
Мошка вопросительно глядел на Флегонта Саввича, который, указав головой на трактир, сказал:
— Ведь не желают?
— Давай!
— Ну неси!
Мошка понес в трактир самовар.
Ровно через час путешественница, соскучась ждать, вышла узнать о своей участи — будет ли она хоть пить чай? В большой комнате не было никого, и она раскрыла дверь в сени.
Смрад был страшный в сенях от самовара, наружность которого нисколько не изменилась. Он клокотал у самой головы спящего парня, растянувшегося на лестнице. При виде путешественницы собака выскочила из корзинки и, скаля зубы, кинулась на нее, как бы охраняя сон парня. Как ни кричала путешественница, выглядывая из двери, ей не было другого ответа, кроме сильного хранения парня и рычания собаки.
Слезы досады выступили на глазах путешественницы, и она, возвратясь в свою комнату, подошла к окну, в надежде пригласить на помощь Флегонта Саввича, чтоб разбудить спящего полового. Но, увы! Флегонт Саввич, засев плотно в окне, тоже сладко спал, свеся голову через сложенные руки, отчего его красное лицо посинело.
Путешественница стала звать дремавшего на крыльце мальчика; она долго звала его безуспешно, наконец крикнула:
— Мошка!
Тогда мальчик пугливо вскочил и поднял голову кверху, где висела голова Флегонта Саввича.
— Мальчик, ко мне! — маня его, сказала путешественница.
Мошка кинулся через дорогу, вмиг очутился в дверях и, высунув свою косматую голову, спросил:
— Чего нада-с?
