Патрульный полицейский, свернув в переулок, увидел, как с высокого забора слез Филипп Ильич и стал отряхивать свой костюм. Полицейский посигналил, подзывая. Филипп Ильич сразу пошел быстро прочь, не оглядываясь. Машина догнала его, и полицейский, выбравшись, окликнул, уже сердито:
— Эй, парень, иди сюда.
Махотин подошел к его машине, улыбаясь, но вдруг нагнулся и за капотом, на корточках, очень быстро побежал вокруг машины…
— Какого черта?
Полицейский, потеряв его, заглянул за капот. Расстегивая кобуру, обежал машину и увидел, как Филипп Ильич уже скрылся за забором.
— Дьявол! — пробормотал он, пораженный…
Стемнело. В домах зажигались огни. Сафронов лежал на высокой крыше и в бинокль осматривал окна квартир.
Девушка сидит на кухне, ест что-то монотонно…
Парень пьет пиво, смотрит телевизор…
Еще парень, просто сидит на стуле, чешет лоб…
Пожилая пара ест молча…
Снова девушка, сидит, курит у телевизора…
— Тьфу ты черт! — пробормотал Сафронов. — Что же они все по одному живут?..
Николай и Нэнси, смеясь, готовили вместе ужин. Почти все уже было готово. Нэнси уносила тарелки в комнаты. Николай поставил на раскрытое окно тарелку с салатом и хлеб, и это тут же исчезло. Продолжая готовить, он кинул в окно пару апельсинов, они пропали без звука!
— Стакан дай! — вдруг сказали из темноты.
— Зачем? — удивился он.
— Надо…
Он поставил стакан, и тот тоже пропал. Вернулась Нэнси, что-то напевая, прижалась к Николаю. Он обнял ее, целуя, и незаметно задернул штору и прикрыл окно. Но окно опять открылось. Нэнси ушла снова.
— Яишницу пожарь! — На подоконнике появились две упаковки яиц и пустая тарелка из под салата.
— Я там, вроде, ветчину видел, — раздался из темноты голос Филиппа Ильича.
— Где? — удивился Николай.
— В холодильнике…
— Водки выпьешь? — спросил другой голос.
— Откуда у вас? — прошептал Николай, подавая ветчину.
— Андрюшка в магазин сбегал…
Разложив еду на ящике, Сафронов, Потемкин и Филипп Ильич сидели в темноте в кустах, выпивали по очереди, закусывали и неотрывно глядели в окно, улыбаясь. Николай, обняв Нэнси, снова задернул штору, но якут проворно поднялся, тихо открыл ее и быстро вернулся на свое место…
Николай подал в темноту сковородку с яишницей, в ответ на подоконнике появился стакан с водкой. Он выпил быстро и ушел в зал… Нэнси сидела на диване, за столиком с едой, напротив работал телевизор. Николай сел рядом, смеясь и мешая друг другу, они стали есть. Из-под стола вышла кошка, смотрела удивленно на Николая…
Николай подал в окно кипящий чайник и получил взамен пустую сковородку. Кошка, вскочив на подоконник, возмущенно уставилась в темноту. Огромная рука Потемкина протянулась к ней из темноты, и она прыгнула в комнату…
Вернувшись в зал, он увидел, что Нэнси спала на диване с надкусанным яблоком в руке. Николай осторожно взял ее на руки, отнес в спальню, положил на кровать...
— Извини, — прошептала она. — Я совсем сплю.
— Спи, — он осторожно раздел ее и, накрыв одеялом, поцеловал.
— Ты уходишь? — она обняла его. — Не уходи…
— Не уйду…
Войдя на кухню, он только заметил тень, метнувшуюся в окно. Чайник стоял на плите.
— Телевизор бы хоть посмотреть, — попросили из темноты…
Николай развернул телевизор к окну, раздвинул шторы… Вернувшись в кухню, стал убирать посуду…
По телевизору шел какой-то фильм. На экране парень целовал девушку. Трое мужчин лежали на траве перед окном, курили и смотрели на экран. Их суровые лица размягчились, каждый думал о своем…
Потемкин дрался под мостом. Он спокойно отбивался от троих черных бродяг, встав спиной к бетонной стене, а они, крича, наскакивали на него и отлетали тут же. Ругаясь, потирая ушибленные места, — они отбежали, крича ему что-то уже издали. Он, осмотревшись, поднял валявшийся велосипед и поехал вдоль пустынного причала… Бродячая собака побежала за ним, но отстала…
Сафронов оглядел столики ресторана, стоявшие на тротуаре. Люди смеялись, разговаривали на чужом языке. Он пошел дальше.
Махотин, утомившись, присел на траву в китайском квартале. Мимо него крича пробегали маленькие дети. Вдруг он сказал им что-то по-китайски. Они, смеясь, крикнули что-то в ответ, побежали дальше, оглядываясь удивленно. Посидев, он встал, пошел, хромая…
Собака поглядела на полную луну, снова повернулась к холмам, насторожив уши. Тягучий тоскливый звук доносился оттуда. Она обежала двор и, встав у ограды, завыла дико. Из окон выглядывали люди.
Николай сошел с шоссе на тропу и обернулся. Внизу, там, где мерцал огнями город, выли на все лады собаки. Он прислушался. Странный звук доносился с темных холмов…
Костер догорал. Вокруг лежали пустые бутылки, стоял котел с остатками мяса. Сафронов, Потемкин и Филипп Ильич сидели в своей родной одежде и, глядя на костер, пели в три голоса протяжно и тоскливо про Ермака, причем Филипп Ильич выводил самые верхи…
Увидев Николая, они смолкли.
— А мы, Коля, загрустили чего-то! — Сафронов вздохнул. — Садись…
— Крепко загрустили! — Николай оглядел пустые бутылки из-под «Смирновской» водки. — Всех собак в городе переполошили. — Он сел. — С вами Нэнси хочет познакомиться.
Сафронов, покачнувшись, оглядел Потемкина и Филиппа Ильича.
— А не будет ли это… — он сделал жест рукой. — Неприлично.
— Нет, она сама предложила. Я рассказал ей про вас, сказал, что вы сегодня прилетаете. Филипп Ильич вот — дядя, а вы мне братья, двоюродные… Ко мне в гости.
Филипп Ильич, соображая, оглядел якута.
— Это, значит, он племянник мой?
Сафронов глядел на Николая с грустью:
— Смотри, парень, погонит она нас, и тебя вместе с нами! Уж больно родственники мы необычные.
— Не погонит! А погонит, уйдем вместе…
