Старуха не произнесла ни слова и не шевельнулась. Ее глаза глядели сквозь принца и не видели его. Колдунья погрузилась в забытье. Искривленные пальцы замерли на коленях.
Лизаэр ждал, потея от напряжения. Тянулись секунды, но вокруг все оставалось прежним. Пламя свечи колебалось, клонилось в сторону, выбрасывало вверх струйку дыма. Преодолевая резь в глазах, принц продолжал почти не мигая глядеть на свечу. Он не знал, как все должно произойти, но почему-то был уверен, что почувствует перемену… Тем не менее все произошло совершенно незаметно. Только что Лизаэр стоял в покосившейся хижине колдуньи, а в следующее мгновение оказался неизвестно где — точнее, нигде. Его куда-то несло, и перемещение сопровождалось каким-то тягучим и тревожным ощущением. Потом окружающий мир вновь стал четким, и Лизаэр увидел то, что происходило очень далеко от Тайсана…
…Воды гавани, подернутые легкой рябью, отражали голубое небо. Ветер раскачивал верхушки пальм, почти смыкавшиеся с курчавыми облаками. Под пальмами стоял человек в простой матросской одежде и вел разговор с ремесленником в парусиновом фартуке: «Я решил устроить верфь в этой рыбачьей деревушке. Она называется Мериор. Тебя и твоих мастеров я нанимаю на два года. За это время вы должны будете построить десять бригантин». Потом говоривший повернулся, и яркое южное солнце скользнуло по его черным волосам, узкому скуластому лицу и глубоко посаженным зеленым глазам. Сомнений не оставалось: то был потомок Фаленитов…
Затем видение задрожало, поколебленное вспыхнувшей в Лизаэре ненавистью. Принц закричал от ярости. Выдержка и здравый смысл полностью изменили ему. Забыв, что Аритон недосягаем для оружия, Лизаэр решил расправиться с ним охотничьим копьем. Он повернулся, чтобы пройти к двери, и…
Вокруг не было ни захламленных стен, ни коптящей свечи, ни старухи. Вместо скрипящих половиц хижины под ногами Лизаэр увидел влажную траву. По его телу бежали судороги неутоленной ненависти. Должно быть, он чем-то нарушил старухино ясновидение, и неведомая сила выбросила его сюда, в перелесок. Наступала пора сумерек. Листы папоротника, отяжелевшие от росы, клонились книзу.
Лизаэр поежился; воздух показался ему прохладным. Возле ног валялось его охотничье копье. Он поднял оружие. Ненависть клокотала в принце, требуя выхода.
На другом конце поляны что-то мелькнуло.
В тени густых нижних ветвей стоял кабан. Он угрожающе нагнул голову, рассерженный вторжением в свои владения. На клыках блестела слюна, узкие злые глазки обшаривали местность. Кабан шумно дышал и шевелил острыми ушами.
Проклятие Деш-Тира не распространялось на зверей, но сейчас оно подменило собой охотничий азарт. Лизаэр не испытывал ни малейшего страха. Перед его внутренним взором и сейчас стояла картина, показанная колдуньей. Враг, которого он не видел семь лет, был пока недосягаем, но ненависть к Аритону настойчиво требовала выхода. Разум умолк. Оставалось только одно безумное, неуправляемое желание: убить, растерзав плоть и пролив кровь. Лизаэр поднял копье, поудобнее обхватил древко и пригнулся, приготовившись к нападению зверя.
Кабан перестал принюхиваться. Он заскрежетал зубами, опустил щетинистую шею и двинулся на Лизаэра.
Раздвоенные копыта подминали траву, разбрызгивая росу. Ноздри шумно выдыхали зловонный воздух. У кабана напряглись все жилы. Он был зол не меньше Лизаэра. Однако принц видел перед собой не зверя. Принц целился в столь ненавистную ему черноволосую голову Аритона, в лицо этого коварного обманщика и злодея.
Видя, как кабан метит своими клыками ему в пах, Лизаэр торжествующе усмехнулся. Он ждал, и копье, слитое с ним воедино, ни разу не дрогнуло в его руке.
Должно быть, звериное чутье подсказало кабану, что он обречен, а может, он просто уловил замах промасленного металла, готового вонзиться ему в бок. За несколько шагов от Лизаэра зверь метнулся в сторону. Пущенное копье ударило ему в плечо, глубоко войдя в плоть. Подскочив, принц протолкнул копье еще глубже, и задетая кость отозвалась глухой барабанной дробью.
Нанесенная Лизаэром рана была смертельной, но кабан не торопился прощаться с жизнью. Он пронзительно верещал, хрипел и дергался из стороны в сторону. Копыта взбивали землю, перемешанную с травой и густой кровью. Лизаэр крепко держал копье, помогая смерти поскорее завершить этот танец. Принца опьяняла его победа — он наслаждался своей властью над беспомощным зверем, и судороги слабеющей жертвы наполняли его дикой, нечеловеческой радостью.
Лизаэр потянул копье на себя. Острие перестало ударяться о кость. Тогда принц в новом приступе ярости толкнул древко глубже, круша, разрывая и заливая кровью плоть издыхающего кабана. Принц ликовал (хотя на самом деле ликование было вызвано проклятием Деш-Тира), не переставая твердить себе, что теперь он наконец-то знает, где скрывается Аритон.
Как корчится сейчас этот кабан, так будет биться в предсмертных судорогах и Аритон Фаленский — Повелитель Теней и коварный злодей. Еще до конца нынешнего года меч Лизаэра настигнет его.
Кабан уже испустил дух, а копье Лизаэра продолжало рвать и терзать окровавленную тушу. Потом принц вздрогнул всем телом и очнулся… Спина была липкой от холодного пота. Лизаэр огляделся по сторонам. Ярость, владевшая им, постепенно слабела.
«Это ясновидение едва не свело меня с ума», — подумал принц, стыдясь самого себя.
Копье выпало из разжатых пальцев. На Лизаэра навалилась усталость. Он встал, прижав руки к груди. Лизаэр не знал, что явилось последней каплей: запах ли смерти или острое зловоние кабаньих испражнений. У принца закружилась голова, он скрючился, и его несколько раз вырвало в траву.
Пескиль обнаружил его, когда почти стемнело. Лизаэр сидел на липкой земле, невдалеке от остывающей туши убитого кабана.
Заслышав осторожные шаги, принц вздрогнул и выпрямился.
— Не трогайте меня. Я сам встану, — сказал он Пескилю. Пескиль оглядел принца с головы до пят, стараясь не смотреть на изуродованные останки зверя и понимая, что это месиво из окровавленного мяса и костей не покажешь в качестве охотничьего трофея.
— Как вижу, он достался вам без всякой борьбы, — сказал не умеющий льстить итарранец.
Лизаэр равнодушно взялся за липкое древко копья и встал на ноги.
— Теперь авенорская армия может отправляться навстречу победе. Я узнал, где скрывается наш враг. Основные силы мы сосредоточим в Итарре. Потом нам понадобятся корабли, чтобы переправить войска на юг, к Мериору.
— О чем это вы, ваше высочество? — насторожился Пескиль.
— Не о чем, а о ком. Я говорю об Аритоне Фаленском. — Перепачканными в крови пальцами принц откинул со лба волосы и улыбнулся. — Этот негодяй затаился в Мериоре и строит там корабли, чтобы заняться морским разбоем. Его отец тоже был пиратом. Если мы сможем без проволочек достичь Итарры, а потом и Мериора, к зиме с Повелителем Теней будет покончено.
Теперь, когда к нему вернулась способность ясно рассуждать, Лизаэр отдал должное мудрости старой колдуньи, столкнувшей его с кабаном. Излив на зверя всю ненависть, принц обрел прежнее самообладание. Лизаэр мысленно восстановил увиденное, но уже не позволил чувствам одержать верх над разумом. И разум сразу же подметил особенность, на которую принц тогда не обратил внимания.
Он вспомнил, что видел у ног Аритона тяжелый кованый сундук. Там лежали деньги для расчета с корабельными мастерами. На сундуке, помимо восковой печати Тайсана, была печать… итарранской гильдии! При всех своих уловках Повелитель Теней мог заполучить этот сундук только через пособничество Маноллы.
В Лизаэре вновь закипела ярость.
— Нас предали, Пескиль. И что еще огорчительнее, меня предала та, кто, пусть и формально, является моим кайденом.
В присутствии ошеломленного командира итарранских наемников Лизаэр поклялся отомстить предательнице.
— Запомните мои слова, Пескиль. Госпожа Манолла сама навлекла на себя гибель. Она совершила тяжкое предательство. Ограбив нас на пути в Авенор, она переправила все золото… Аритону Фаленскому! А с пособниками моего врага у меня разговор короткий.
В тайсанской роще измятая трава покрыта
