— Да.
Он протянул пачку, я взял сигарету, он поднес спичку.
— У вас было время подумать?
— Да.
Он вернулся к столу и прислонился к нему задницей.
— Вы вспомнили, что именно из сейфа украли и как поступили с украденным? — спросил он.
Я глубоко затянулся, подумав, что в следующий раз закурить мне придется не скоро.
— Не имеет значения, что вы со мной сделаете. Я не смогу сказать то, чего не знаю.
Он вздохнул.
— Не могу принять ваши слова в качестве ответа. Попробуйте придумать что-нибудь получше.
— Придумал бы, если б мог. Поверьте.
Он обошел стол и сел.
— Я вам не верю, — сказал он. — Боюсь, придется продолжить задавать вам вопросы разными способами. Некоторые могут оказаться довольно болезненными.
— Я хочу поговорить с представителем правительства Соединенных Штатов.
— Вы уже говорили об этом. А теперь скажите то, что я хочу услышать.
— Мне очень жаль, но у меня нет ответа, который вы хотите услышать.
— Мне тоже жаль. Вы могли бы значительно облегчить как свою участь, так и участь молодой дамы.
— Она тоже ничего не знает.
— Она была любовницей священника, — сказал он. — Сказала об этом утром. Узнала обо всем от него и передала вам. Потом вы позаботились о том, чтобы его убили, и вдвоем совершили кражу.
— Вы сами знаете, что все было не так.
Он пожал плечами.
— Знаю только то, что она рассказала.
— Вы позволили ей поговорить с представителем правительства Италии?
— Вы поговорите с представителями правительства вашей страны после того, как поговорите с нами. Вряд ли они обрадуются, узнав, что вы злоупотребили нашим гостеприимством.
— Как чувствует себя Мария? — спросил я.
— Неважно, и только потому, что вы отказываетесь сказать, что именно украли из сейфа.
— Разве она не стояла рядом с фонариком в руке?
Я снова почувствовал тяжелую руку на своем плече.
— Она не знакома с монсеньером Зингалесом.
— Конечно, не знакома.
— Но вы заявили, что группа друзей отца Бретана уговорили вас поговорить с Эмилем.
— Я заявил, что некоторые его друзья выразили озабоченность. Это были отдельные лица, а не группа. Они не были даже знакомы друг с другом.
— Они попросили вас отправиться сюда и расспросить Эмиля, и вы согласились.
— Именно так. Поездка представлялась мне не слишком долгой как по расстоянию, так и по времени.
— Что именно вы надеялись выяснить?
— Все, о чем говорил его брат. Все, что касается проблем, сложностей, врагов.
— И как вы намеревались поступить, получив такую информацию?
— Намеревался передать ее властям, расследующим убийство. Мне по-прежнему кажется, что нужно сделать запрос. Возможно, это должны сделать именно вы. Вероятно, власти Португалии будут вам весьма за это признательны. Может быть, миссис Бретан вспомнит, что ее муж говорил что-то об этом.
Он резко мотнул подбородком, и рука исчезла с моего плеча. Он взял карандаш и сделал запись в блокноте. В течение нескольких минут он перелистывал документы в папке.
Затем поднял голову и улыбнулся.
— Знаете, — сказал он почти доверительным тоном, — если бы вы сказали мне то, что я хочу узнать, и украденное было бы возвращено, думаю, нам удалось бы договориться с Бретанами. Возможно, мой департамент и пострадавшая семья пришли бы к соглашению, что нет необходимости предъявлять вам обвинение в совершенном преступлении. Вас и вашу девушку немедленно освободили бы, и вы смогли бы насладиться пребыванием в нашем прекрасном штате так долго, как вам хотелось бы.
— Мне очень хотелось бы сказать вам то, что вы хотите узнать, но, к сожалению, я не в силах это сделать.
Он снова вздохнул.
— Вы, как мне кажется, далеко не глупый человек. Зачем вам лишние проблемы?
— Мне бы очень хотелось сказать вам то, что вы хотите узнать, — повторил я. — Вы мне не верите и, боюсь, предпочтете покалечить меня или даже убить. Мне не хочется ни того ни другого, но я не вижу альтернативы. Может быть, у вас есть какие-нибудь препараты истины, например амитал, пентотал или полиграф? Они покажут, что я говорю правду.
— Препараты ненадежны, — сказан он, — и у нас нет детектора лжи. И не стоит говорить об увечьях или смерти. Мы так не поступаем. Просто хотим узнать правду.
Я промолчал, докурил сигарету и бросил окурок в грязь на полу.
— Вам больше нечего сказать?
Я покачал головой.
— Хорошо.
Он встал и вышел из комнаты.
Я почувствовал руку на плече.
Проснулся я совершенно больным и разбитым. Лежа на койке в своей камере, я беспомощно наблюдал, как в хаотическом танце проходят мимо меня мои мысли, подобно участникам ночного пьяного маскарада на палубе тонущего судна.
В конце концов я не выдержал, застонал, — и оркестр в голове умолк… Я перевернулся и положил ладонь на лоб. Как выяснилось потом, совершил ошибку.
Очнувшись окончательно, сделал глоток воды. Попытался привести себя в порядок, насколько это было возможно. Запах в камере был отвратительным, и чувствовал я себя мерзко. Подошел к окну, посмотрел на улицу, пытаясь определить, сколько сейчас времени. У окна воздух был посвежее, хотя день обещал стать жарким и становился таким с каждой минутой.
Я пересмотрел свое отношение к вынужденным признаниям. Похоже, готовность признаться во всем не являлась нужным ответом. От меня хотели услышать показания, которые можно было проверить быстро и на местном уровне. Если я собирался их обмануть, следовало придумать достаточно убедительную историю. Я придумал было вариант, в соответствии с которым я проник в дом, похитил документы неизвестного мне содержания и переслал их человеку, скажем, в Сантьяго, в Чили. Нет, не годится. Даже если мне поверят, я окажусь в настоящей тюрьме. Я ничего не знал об используемой в данной стране системе исполнения наказаний и был согласен углубить свои знания по этому вопросу, только оказавшись в Публичной библиотеке Нью-Йорка.
Если это действительно полицейские, то они обязаны были сообщить о нашем задержании в Государственный департамент. Кто-то уже должен был приехать оттуда и поговорить со мной. Если это не полицейские, то основания получить то, что якобы украдено из сейфа Эмиля, у них, несомненно, незаконны. И если это так, то мой ничем не подтвержденный рассказ мог оказаться причиной моего перемещения в место похуже тюрьмы.
Как бы то ни было, они хотели все выяснить очень быстро.
Судя по всему, Эмиль Бретан имел отношение к финансовым операциям своего покойного брата, и я подозревал, что его исчезновение имело отношение к тому, что незаконный характер этих операций стал известен сильным мира сего. Безопасность Эмиля и слишком рьяное расследование данного дела, судя по всему, были связаны с пропажей трех миллионов.
А это означало, что я не мог сказать ничего, что оправдало бы меня, да и Мария находилась со мной в
