вопль, как в предсмертной агонии, затем — тишина.
Потом вернулся холод.
Я понял, что дрожу.
Я закурил и подошел к окну, созерцая ночь, оставив карты раскинутыми по столу.
Звезды на небе были крошечными и размытыми. Я не узнал ни одного созвездия. Маленькая голубая луна быстро взошла из тьмы. Ночь принесла с собой нежданный ледяной холод, и я плотнее завернулся в плащ. Я подумал о зиме того года… года неудавшейся кампании в России[22] . Боги! Я чуть было не замерз до смерти! И к чему это привело?
Конечно, к трону Янтаря.
Это было достаточным оправданием всего.
Но что с Брэндом? Где он? Что с ним случилось и кто это сделал?
Ответы? Ни одного.
Я напряженно думал, следя по небу путь голубого диска. Неужели я что-то упустил в полной картинке, не учел какой-то милый фактор?
Нет ответа.
Я снова сел за стол, поставив рядом небольшую рюмку.
Я перебрал всю колоду и нашел карту Папы.
Оберон, Повелитель Янтаря, стоял передо мной в зеленом и золотом. Высокий, громадный, толстый, с черной бородой и черными волосами, прошитыми серебряными нитями, с зелеными кольцами в золотой оправе и клинком золотого цвета. Когда-то мне казалось, что ничто не может сместить с трона Янтаря бессмертного правителя. Что произошло? Я по-прежнему не знал. И он исчез. Как встретил отец свой финал?
Я перевел взгляд на карту и сконцентрировался.
Ничего, ничего…
Что-то?
Что-то.
Пришло ответное движение, почти незаметное, и фигура на карте чуть повернулась и съежилась до тени того человека, который когда-то был моим отцом.
— Отец? — позвал я.
Ничего.
— Отец?
— Да…
Очень неясно и далеко, как будто сквозь монотонное гудение в морской раковине.
— Где ты? Что случилось?
— Я… — долгая пауза.
— Да? Это — Кэвин, твой сын. Что произошло в Янтаре, отчего ты ушел?
— Пришло мое время.
Голос звучал еще дальше, еще приглушеннее.
— Ты хочешь сказать, что отрекся от престола? Никто из братьев ничего не сказал мне, а я слишком мало им верю, чтобы спрашивать. Я знаю лишь, что трон, кажется, открыт для всех захватчиков. Сейчас Эрик держит город, а Джулиэн сторожит Лес Ардена. Кэйн и Джерард патрулируют моря. Блейс объявил войну им всем, а я с Блейсом. Скажи, чего ты хочешь, отец?
— Ты — единственный… кто… спросил, — выдохнул он. — Да…
— Что 'да'?
— Да, сражайтесь с ними.
— А как ты? Как я могу помочь тебе?
— Мне… помочь уже нельзя. Взойди на трон…
— Я? Или Блейс и я?
— Ты! — сказал он.
— Да?
— Я даю тебе свое благословение… Займи трон… и поспеши… с этим!
— Почему, отец?
— У меня не хватает дыхания… Займи трон!
Затем он тоже исчез.
Значит, мой Папа был жив. Это было интересно. Что же теперь делать?
Я прихлебывал виски и думал.
Он еще жив и он король в Янтаре. Почему он ушел? Куда он ушел? Зачем, почему и так далее?
Кто знает? Не я. А значит, говорить больше не о чем.
Однако…
Я не мог сообразить, что к чему. Я хочу, чтобы ты знал, у нас с Отцом никогда не было особо хороших отношений. Я не ненавидел его, как Рэндом или некоторые другие. Но чертовски верно то, что не было у меня особенных причин горячо любить его. Он был человек большой, он был человек могущественный, и он был. Вот и все. В нем жила почти вся история Янтаря, какой мы ее знали, а история Янтаря простирается назад на столько тысячелетий, что лучше и не считать. Что же теперь делать?
Что до меня, так я добил свою выпивку и пошел спать.
Утром я присутствовал на военном совете генерального штаба. У Блейса было четыре адмирала, каждый из которых командовал четвертью флота, и целый ворох армейских офицеров. Присутствовало около тридцати высоких чинов, как больших и красных, так и маленьких волосатых — на любой вкус.
Заседание тянулось часа четыре, затем мы все сделали перерыв, чтобы перекусить. Было решено, что выступим мы через три дня. Чтобы открыть путь в Янтарь, необходим был хотя бы один из нас — человек королевской крови, — так что мне предстояло разместиться на флагмане флотилии, а Блейсу — провести пехоту через Теневые миры.
Меня это тревожило, и я поинтересовался, что бы он делал, если б я вдруг не появился и не предложил свою помощь? В ответ я услышал две идеи: во-первых, ему пришлось бы все делать одному, то есть сначала провести флот и оставить его на удалении от берега, а потом вернуться на единственном корабле в Авернус и вывести солдат в точку встречи; а, во-вторых, все ушедшее время он искал Тень, где появится брат, который поможет ему.
У меня возникли дурные предчувствия, когда я узнал об этом 'во-вторых', хотя я и твердо знал, что я и в самом деле был я. 'Во-первых' отдавало неосуществимостью, поскольку флот находился бы слишком далеко в море, чтобы видеть какие-либо сигналы с суши, и шанс упустить событие — принимая во внимание неудачи, когда имеешь дело с такой большой массой — был слишком велик, и у меня не было оснований поддерживать веру в его основной план.
Но я всегда считал Блейса блестящим тактиком, и когда он разложил передо мной карты Янтаря и прилегающей местности, которые он сам составил, и объяснил мне тот план, которого собирался придерживаться, я увидел в нем настоящего принца Янтаря, почти безупречного в своем коварстве.
Единственная неприятность была в том, что выступали мы против другого принца Янтаря, который к тому же занимал куда более выгодную позицию. Я был встревожен, но с приближением коронации прямое нападение было нашим единственным выходом, и я решил остаться в трамвае до конца маршрута. Если мы проиграем, наша песенка будет спета, но Блейс имел большие силы и работающие планы, разбитые по времени, чего не было у меня.
И посему я просто бродил по земле, именуемой Авернус, и созерцал ее туманные долины и пропасти, ее дымящиеся кратеры, ее яркое, яркое солнце на ее сумасшедшем небе, ее ледяные ночи и слишком жаркие дни, множество ее скал и темные пески, ее большие пурпурные растения, похожие на бесформенные кактусы; и в полдень второго дня, стоя на скале, торчащей над морем, под башнями киноварных облаков, я решил, что мне нравится этот мир, и что если дети его погибнут в войнах богов, я сделаю эту землю бессмертной в песне — если, конечно, мне удастся ее создать.
Проливая мягкий поэтический бальзам на свои страхи, я объединил флот и принял командование. Если мы сделаем, что хотим, воины твои вечно будут пировать в залах бессмертных.
Я был проводником и открывающим путь. Я ликовал!
