Мы отплыли на следующий день, я командовал событиями с флагмана. Я провел нас через шторм, и мы вышли из него значительно ближе к цели, чем предполагали. Я вел нас по кромкам водоворотов, и нас преследовала удача. Я вел нас над подводным каменным плато, и воды за кормой становились темнее. Их цвета стали приближаться к цветам Янтаря. Итак, я знал, как это делать. Я мог влиять на нашу судьбу во времени и пространстве. Я мог привести нас домой. То есть, домой ко мне.
Я вел нас мимо странных островов, где зеленые птицы каркали, а зеленые обезьяны висели на деревьях, как фрукты, раскачиваясь, вереща, и кидали в море камни, целясь, естественно, в нас.
Я уводил нас в открытое море, а затем — обратно к берегу.
Тем временем Блейс делал марш-бросок по плоскостям миров. Я знал, что он пройдет, какие бы препятствия ни ставил Эрик на его пути. Я держал с ним связь с помощью карт и узнавал о всех его потерях. Десять тысяч умерли в битве с кентаврами, пять тысяч были потеряны при гигантском землетрясении, пятнадцать тысяч умерли от ураганной чумы, прочесавшей лагеря, девятнадцать тысяч погибло или пропало без вести, когда они проходили сквозь джунгли мира, где напалм падал на них сверху с каких-то жужжащих машин, проносившихся над головами. Шесть тысяч дезертировало в краю, который выглядел как рай, обещанный им, пятисот солдат недосчитались, когда они пересекали пустыню, где над ними вдруг вспыхнуло и выросло грибообразное облако, восемьдесят шесть тысяч были уничтожены, когда двигались через долину, где совершенно неожиданно появились какие-то военные машины и открыли огонь, восемь тысяч заболели и были оставлены, двести — умерли от внезапных наводнений, пятьдесят четыре — погибло на дуэлях, триста — погибло, съев ядовитые местные фрукты, тысяча была уничтожена при паническом бегстве животных, похожих на бизонов, семьдесят три — пропали при пожарах походных палаток, полторы тысячи были унесены потопами, две тысячи уничтожены ветрами, неожиданно налетевшими с голубых холмов.
Я был доволен, что к этому времени сам потерял всего лишь сто восемьдесят четыре корабля.
'Уснуть и видеть сны… Так всех нас в трусов превращает мысль..' Эрик уничтожал нас на каждом дюйме и часе. Коронация должна была состояться через несколько недель, а он, без сомнения, знал, что мы приближаемся, и мы умирали и умирали.
Есть закон о том, что только принц Янтаря может идти среди Теней, хотя, конечно, он может провести с собой или переправить столько людей, сколько сочтет нужным, и в любом направлении. Мы переправляли наши войска и видели, как они умирают. И хочу сказать о Тени еще: есть Тень, и есть Сущность, и в этом корень всего. Из Сущности есть Янтарь — истинный город на истинной земле, вмещающей все. Из Тени существует бесконечность. И каждая возможность существует где-то, как Тень реальности. Янтарь своей истинной сутью творит Тень по всем направлениям. И что можно сказать об иной стороне Тени? Тень простирается от Янтаря к Хаосу, и любое событие возможно в ней. Есть только три пути сквозь Тень, и каждый из них непрост.
Если ты принц или принцесса крови, ты можешь идти сквозь Тень, заставляя мир меняться на своем пути до тех пор, пока, наконец, он не станет адекватен желанию, и там — остановись. Тогда этот Теневой мир — твой собственный, и сделан так, каким ты сделал его. В одном из таких миров я провел много веков.
Второй способ — карты, созданные Двэкиным, Мастером Штриха, который создал их по нашему подобию для облегчения связи меж членами королевской семьи. Двэкин был древним художником, для которого пространство и перспектива не значили ничего. Он нарисовал фамильные Козыри, которые позволяли связаться с родственником, где бы он ни находился. У меня было ощущение, что карты эти не использовались в полном соответствии с замыслом автора.
Третьим путем был Образ, также нарисованный Двэкиным, по которому мог пройти только член нашей семьи. Образ посвящал идущего в систему карт, а прошедший получал способность шагать сквозь Тень.
Карты и Образ были созданы для мгновенного перехода из Сущности в Тень. Второй путь — пешком — был тяжелее.
Теперь я знал, что делал Рэндом, доставляя меня в истинный мир. Пока мы ехали на машине, он по памяти добавлял то, что помнил о Янтаре, и удалял то, с чем был не согласен. Когда все сложилось, он узнал, что мы прибыли. В этом не было ничего необычного, потому как, имей знания — и всякий человек может достичь своего Янтаря. Даже сейчас мы с Блейсом каждый могли бы найти Тени Янтаря, где каждый из нас стал бы правителем, и смог бы провести все время, постоянно сидя на троне. Но для нас это было совсем не то. Потому что ни один из этих городов не был бы реальным Янтарем, городом, в котором мы родились, городом, от которого все остальные города обрели свои формы.
Потому мы и избрали труднейший путь — сквозь Тень, собрались в битву против самого Янтаря. Тот, кто знал об этом и обладал властью, мог строить препятствия. Что Эрик и делал, и теперь мы шли и умирали. Чем все кончится? Этого не знал никто.
Но если бы Эрик стал коронованным королем, это отбросило бы тень на все миры.
Все уцелевшие братья, мы, принцы Янтаря — я уверен, — чувствовали это еще сильнее, каждый и на свой манер — но каждый лично хотел взять корону и позволить Теням пасть должным образом.
Мы проскочили мимо призрачного флота — кораблей Джерарда — Летучих Голландцев двух миров, и я понял, что мы приближаемся. Я использовал их как метку.
На восьмой день нашего путешествия мы были уже близки к Янтарю. Именно тогда и разразился шторм.
Море почернело, над головой сошлись облака, паруса повисли в бесконечном штиле. Солнце скрыло свое лицо — огромное и голубое
— и я понял, что Эрик, наконец-то, нас обнаружил.
Затем поднялся ветер, и если простят мне это выражение, сломался о тот корабль, на котором я плыл.
Мы были биты ветром и драны бурей, как говорят или говорили поэты. При первом же шквале мои внутренности начало потрошить. Нас кидало из стороны в сторону, как игральные кости в горсти великана. На нас накинулись сразу и воды моря, и воды небес. Небо почернело, снег с дождем смешался в стеклянном колоколе раскачивающегося безумного грома. Все кричали, я уверен. Я знаю, кричал и я. Я протолкался по изворачивающейся палубе к брошенному рулевому колесу. Я привязал себя и взялся за штурвал. Эрик разбушевался там, в Янтаре, черт его побери.
Раз, два, три, четыре, и не было тому конца. Пять часов. Сколько человек мы потеряли? Не знаю.
Потом я ощутил и услышал дрожь и звяканье и увидел Блейса, как бы сквозь серый длинный туннель.
— В чем дело? — спросил он. — Я пытаюсь связаться с тобой.
— Жизнь полна превратностей, — ответил я. — Сейчас мы плывем по одной из них.
— Шторм? — сказал он.
— Держу пари на твоего любимого осла. Это патриарх всех штормов. Кажется, слева по борту я вижу монстра. Если у него есть хоть капля мозгов, он примерится ко дну корабля… Ага, примерился.
— У нас только что был свой.
— Зверь или ураган?
— Ураган, — сказал он. — Двести человек умерли.
— Верь, — сказал я, — крепись и поговори со мной позже. Ага?
Он кивнул, а за его спиной сверкали молнии.
— Эрик знает наши силы, — добавил он, прежде чем отключиться.
Я был вынужден согласиться.
Прошло еще три часа, прежде чем все кончилось, и много позже я узнал, что мы потеряли больше половины нашего флота (только на моем корабле погибло сорок человек из ста двадцати). Шел сильный дождь.
И все же по морю, через Ратн-Я, мы прошли.
Я вытащил свои карты и взял Рэндома.
Когда он понял, кто говорит, первым, что он сказал, было:
— Поворачивай обратно!
Я спросил, почему.
