'Бездна наслаждений затягивает и топит, - утверждает Колетт, - но любовь из них самое бледное, бессловесное, полное смертной грусти'. Даже если подавить человеческое достоинство в конечном счете невозможно, по сути, все равно справедлива поговорка animal post coitum triste, и то же самое в полной мере относится к человеку. Прежде всего речь вдет, конечно, о соитиях, предпринимаемых ради чистого удовольствия - в них каждый одинок и существует сам по себе. Такая любовь по своей сущности не отличима от мастурбации.
Объяснить это можно только, если посмотреть 'с той стороны' обыденного сознания, пронизанного арифметическим множеством любовных актов. Повседневная, имеющая христианские источники, мораль, теологическая ненависть к сексу здесь не поможет. Возникающее в любви чувство вины имеет не моральную, а трансцендентальную подоснову. Она - в изначальной предрасположенности человека к аскетизму, неотмирности. Справедливо это, правда, только в отношении мужчин; женщины чрезвычайно редко чувствуют себя униженными и подавленными после полового акта, если, конечно, к этому не примешиваются внешние общественные или иные обстоятельства (например, бессознательное табу).
Обо всем этом следует помнить, имея в виду такую важную составную часть эротического поведения, как явление
Проблема не так проста. И способы ее разрешения в каждом случае разные - все зависит от точки отсчета. Ограниченность и неполнота неотъемлемо присущи конечной человеческой индивидуальности; потому уход в себя не самоценен, выход же за собственные пределы - напротив. Отсюда все положительные стороны эротического опыта, о которых мы уже говорили. Однако сплошь и рядом случается, что 'выхождение из себя' ведет не к подъему, не к воссоединению с высшим, в том числе своим высшим 'я', но к слепому вожделению, и в конце концов к падению, к самопотере, самопредательству и самораспаду. Потому так редко обретение полноты бытия на путях пола, так проблематичны сами пути. Потому сила женщины, чары ее так разрушительны, а экстазы соединения с женской субстанцией гибельны, враждебны, разрушающи. Потому слова Тертуллиана foemina jamina diaboli [180] положены в основание большинства аскетико-инициатических построений. Библейское Non des mulieri potestatem animae tuac [181] есть обобщение этого опыта.
Как мы уже показывали, предварительным условием любого внутреннего восхождения является сознательное или бессознательное пробуждение того, что на Востоке называется 'сверх-сансарическим' или 'чистым Ян', то есть чисто мужским, сверхприродным началом человеческой личности. Случаи такого пробуждения очень редки. Чаще всего мы встречаемся лишь с его смутным 'предчувствием- воспоминанием'.
Вот предварительная основа для понимания такого явления, как стыд, стыдливость. Но прежде всего общее замечание. Стыд вовсе не обязательно относится к области пола: стыдом покрыты дефекация, мочеиспускание и собственно нагота. Некоторые указывают на то, что стыдливость не врожденна; ни дети, ни представители некоторых 'диких' народов вообще не знали стыда. Дело, однако, в том, что в человеке существуют задатки, соответствующие его 'идее', 'образу', которые на первых стадиях развития зачаточны и получают развитие лишь в определенной обстановке, обстановке 'цивилизации'. Тем не менее, речь идет именно не о 'приобретенном' чувстве, но о раскрытии изначально заложенного. Часто благородные задатки развиваются позже других.
Вообще, и вовсе не только в области пола, стыд является бессознательной преградой между человеком и 'природой', или, говоря словами Мелино, стыд отделяет нас от животного начала в нас самих. Потому он не проявляется на доличностных (у детей) или регрессивных (у дикарей) стадиях развития человека, на которых высший принцип, высшее 'Я', главная движущая сила стыда еще или уже не проявляет себя.
Поняв это, можно снова вернуться к нашей главной теме. В области пола следует выделить три категории стыда - перед наготой как таковой, перед обнажением половых органов и перед собственно половым актом. При этом следует строго разделять стыдливость мужскую и женскую. Последняя вообще не имеет глубинного, метафизического смысла. Для женщины ее 'чистота' или 'невинность' всего лишь одно из украшений, способов придания себе сексуальной привлекательности. Такая 'прикладная стыдливость' ничего общего не имеет с подлинным чувством стыда, испытываемым мужчиной. На вне-этичность женского стыда указывает его немедленное исчезновение в чисто женском обществе, в котором господствует своеобразный эксгибиционизм (кроме случаев физических недостатков), чего среди мужчин никогда не бывает, хотя к этому и склоняет вся атмосфера деградирующих цивилизаций, таких как современная. В точном соответствии со своим 'прикладным характером', женская стыдливость, пронизанная 'психологическим символизмом', как бы блуждая по поверхности, чередует свои объекты. Известно, что в арабо-персидском мире главный объект женского стыда - рот. Если мужчина случайно застанет девушку обнаженной, она станет любой материей покрывать сначала именно рот, а затем уже все остальное, даже самые интимные части тела. А китаянки прячут ступни и пальцы ног - даже мужу можно показывать их очень редко. Подобных курьезных примеров множество, причем у разных народов и в разные эпохи. Так оказывается, что любая часть тела есть лишь символ, и безразлично - скрывать ее или открывать, прятать или демонстрировать, тогда как наибольшую стыдливость женщине следовало бы проявлять в отношении наиболее сексуальных частей ее тела. Ведь и то, что, согласно некоторым латинским авторам, 'пробовать' или 'вкушать' означает лишать девственности, то есть принимать самый большой эротический дар, по сути, выражает ту же мысль, но женщинам она как бы неведома.
'Прикладная сексуальность' женской стыдливости, отсутствие в ней автономно-этического начала особенно ясно видно в том, что женщина совершенно бесцеремонно может публично выставлять практически любые части своего тела - от обнажения рук до щеголяния в современных купальных костюмах, закрывающих едва ли не несколько сантиметров ее тела. Было также справедливо замечено, что не следует напрямую связывать стыдливость и ношение одежды - многие виды стыда известны народам, не носящим одежды вообще. [182] Известно, что женщине вовсе не обязательно снимать одежду - наиболее завораживающее действие производит не нагота, а ее обещание. Тем не менее во всем мире считается, что стыд вызывают именно половые органы - отсюда их именуют putendem, срамными частями и т.п. Это происходит, видимо, оттого, что, как считал Вико, люди когда-то скрывали от Бога свои сексуальные действия - потому в примордиальный период они, прежде чем соединиться, тщательно прятались. В этой связи вызывают внимание некоторые замечания Шопенгауэра. Он писал, что первый взгляд будущих влюбленных друг на друга всегда исполнен страха, а не только желания; они как бы, прячась, затягивают наступление близости, а когда она 'застает их врасплох', оба чувствуют, что совершили преступление. Все это, конечно, бессознательно - просто некое смутное чувство подсказывает, что предаться любви означает предать вечно высшее, оказаться виновным. Однако любые объяснения здесь фальшивы и неточны. Жизнь всегда - скорбь и боль, а так как, по Шопенгауэру, цель и смысл эроса только в продолжении рода, любящие виновны уже в том, что эту скорбь и боль они передают и продолжают во времени. Если бы оптимизм был
