– Это было нелегко. Однако нет преступлений, которые бы не оставляли следов. Вначале вы были вне всяких подозрений. Да и кто мог подумать на безобидного сапожника, старого человека, который весь день сидит у окна своей мастерской и усердно чинит обувь. Сначала вы добились своего: все решили, что действует сумасшедший, маньяк. Однако я поняла, что эти преступления не дело рук сумасшедшего, а простой камуфляж одного убийства. Я изучила прошлое всех убитых. Оно не было безоблачным. Но одна биография отличалась от остальных. Тополевский – настоящий бандит, двойной убийца. Он зверски мучил свои жертвы, чтобы вырвать у них тайну – где они прячут золото. А потом выдал подручных, чтобы самому смыться со всей добычей. Отпечатки пальцев, оставшиеся в деле о том, давнем преступлении, и те, которые принадлежали убитому садоводу, не оставляли ни малейшего сомнения: именно его хотел уничтожить «алфавитный убийца». Он носил в сердце жажду мести двадцать восемь лет.
– Этот человек заслужил еще более страшную смерть.
– Ни я, ни тем более вы, пан Бунерло, не можем быть судьями, – сурово заметила Шливиньска. – А теперь о том, как я вышла на вас. Когда я узнала правду о Владиславе Червономейском, легко стало ответить на следующий вопрос: кто прежде всего был заинтересован в убийстве этого человека? Поездка во Вроцлав и изучение дела об убийстве Генрика и Эммы Ротвальдов дали мне ответ: Владимир Ковалевский и Юзеф Бунерло. Естественно, следовало иметь в виду также кого-нибудь из родственников убитых, но прежде всего надо было как можно скорее отыскать этих двоих. Мы установили, что оба много лет провели в тюрьме, один в Равиге, второй во Вронках. Оба были освобождены, так как амнистия заменила им пожизненное заключение пятнадцатью годами лишения свободы. Ковалевский отсидел на год меньше, за хорошее поведение. Мы проследили за дальнейшей судьбой этих людей. Бунерло пытался вернуться к работе по специальности строительного техника. Однако его постоянно преследовали неудачи. Он часто менял работу и наконец в 1969 году, как мы выяснили, покончил жизнь самоубийством. У берега Вислы нашли его одежду, документы, письмо к родственникам и записку для милиции, в которых он объяснял, что толкнуло его на столь отчаянный шаг.
Сапожник усмехнулся, но ничего не сказал.
– Нам остался Ковалевский. Мы его нашли, здесь, недалеко, в Нысе. Он также не сменил профессию, опять сел за руль. Но ему больше повезло в жизни.
– Он был моложе, а это много значит. Молодому легче выдержать удары судьбы, – вставил сапожник.
– Возможно, – согласилась Шливиньска. – Он встретил девушку, которая, несмотря на его прошлое, полюбила его; они поженились. У них двое детей, хорошая квартира в новом районе Нысы. Ковалевский работает водителем в оптовом складе фирмы «Сполем». Раз или два в неделю он приезжает в Забегово, привозит в наш магазин товары со склада.
– Да? Никогда его не встречал.
– Просто потому, что не искали его так, как Владислава Червономейского. К Ковалевскому у вас не было никаких претензий. Более того, на суде вы пытались его защитить.
– Он был моложе и еще глупее меня. Я хотел, чтобы по крайней мере он выжил. На себе я уже тогда поставил крест и действительно удивился, когда в тюрьме узнал, что Верховный суд заменил нам обоим смертную казнь пожизненным заключением. А я еще злился, почему так долго не исполняют приговор. Ожидание казалось мне хуже смерти.
– Сначала, – продолжала Шливиньска, – Владимир Ковалевский был нашим главным и единственным подозреваемым. И нас, и его от ошибок и больших неприятностей спас его рост. Больше ста девяноста сантиметров.
Ведь баллистическая экспертиза установила, что в Червономейского стрелял человек ростом не больше ста семидесяти сантиметров. Кроме того, у Ковалевского не нашли пистолета.
– У меня тоже не найдете. Если только сам вам не покажу.
– Найдем. У той низкой табуретки, на которой вы ремонтируете обувь, слишком толстое сиденье. Должно быть, в нем тайник. Интересно, что там есть еще кроме пистолета?
– Да вы все знаете! – с удивлением отметил Кунерт, он же Бунерло.
– Не все и не всегда. В вашем деле я тоже сделала несколько ошибок, причем одну серьезную. Но об этом потом. Итак, мы исключили Ковалевского из списка подозреваемых. Однажды, наблюдая за вами из окна кабинета, я отметила, что вы левша – всегда держите обувь в правой руке, а молоток в левой. Но в материалах дела нигде не значилось, что Винцента Адамяка убил левша. Я обнаружила эту ошибку следствия только три дня назад. Именно тогда вы снова привлекли мое внимание. Я привезла из Вроцлава фотографию отпечатков пальцев Юзефа Бунерло и теперь могла проверить, совпадают ли они с отпечатками пальцев Юзефа Кунерта. Вы чинили туфли майора и оставили на них следы своих папиллярных линий.
– Понимаю, – догадался сапожник. – Вот почему вы не дали мне тогда навести глянец на туфли, буквально вырвали их у меня из рук, сказав, что майор уже злится.
– Вот именно. Протирая туфли бархоткой, вы стерли бы с них следы. Я принесла обувь в комендатуру, и техник сразу же снял с них отпечатки пальцев. Мы сравнили их с теми, вроцлавскими. Они оказались идентичными. Но даже этого мне было мало. Я послала две телеграммы, во Вронки и Варшаву. Вчера пришли ответы. Во Вронках помнят заключенного Бунерло, а также то, что он много лет назад работал в местной обувной мастерской и отличался высокой квалификацией в этом деле. Варшава ответила, что трупа самоубийцы не нашли. Круг следствия замкнулся, но вы оказались в самом его центре.
Поручника слегка утомило долгое объяснение. Тут неожиданно в разговор вступил майор.
– Вы совершили еще одну ошибку, Бунерло.
– Какую?
– После инсценировки самоубийства вы вынуждены были подделать свои документы – паспорт и, естественно, метрику. Вы постарались сделать то, что обычно делают в таких случаях: возможно меньшими исправлениями оригинала внести возможно большие изменения. Имя вы оставили, как и все другие данные – дату и место рождения, имена отца и матери, ее девичью фамилию. Это была бы очень большая работа, а результат ее сразу мог броситься в глаза первому же сотруднику паспортного отдела. Кроме того, подделыватели часто забывают об этих данных. Оставляя их без изменения, они не совершают крупной ошибки. Вы тоже ограничились лишь изменением фамилии «Бунерло».
Сапожник снова усмехнулся и ничего не ответил на аргументацию Зайончковского. Пожалуй, этот
