Так говорил он; сидя неподвижно, внимали другие. Тут, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный, Нисов блистательный сын, от Аретовой царственной крови; Злачный Дулихий, пшеницей богатый, покинув, в Итаке Он отличался от всех женихов и самой Пенелопе Нравился умною речью, благими лишь мыслями полный. Так, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный: «Нет! Посягать я на жизнь Телемаха, друзья, не желаю; Царского сына убийство есть страшно-безбожное дело; Прежде богов вопросите, чтоб сведать, какая их воля; Если Зевесом одобрено будет намеренье наше, Сам соглашусь я его поразить и других на убийство Вызову; если ж Зевес запретит, мой совет: воздержитесь». Так он сказал, подтвердили его предложенье другие. Вставши, все вместе они возвратилися в дом Одиссея; В дом же вступив, там на стульях они поместилися гладких. Но Пенелопа разумная, дело иное придумав, Вышла к своим женихам многобуйным из женских покоев; Слух к ней достигнул о замысле тайном на жизнь Телемаха: Все благородный глашатай Медонт ей открыл; и, поспешно, Взявши с собой двух служанок, она, божество меж женами, В ту палату вступив, где ее женихи пировали, Подле столба, потолок там высокий державшего, стала, Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим. Речь к Антиною свою обратив, Пенелопа сказала: «Злой кознодей, Антиной необузданный, словом и делом Ты из товарищей самый разумнейший — так здесь в Итаке Все утверждают. Но где же и в чем твой прославленный разум? Бешеный! Что побуждает тебя Телемаху готовить Смерть и погибель? Зачем ты сирот притесняешь, любезных Зевсу? Неправ человек, замышляющий ближнему злое. Иль ты забыл, как отец твой сюда прибежал, устрашенный Гневом народа, которым гоним был за то, что, приставши К шайке тафийских разбойников, с ними ограбил феспротов, Наших союзников верных? Его здесь народ порывался Смерти предать и готов у него был исторгнуть из груди Сердце и все, что имел он в Итаке, предать истребленью; Но Одиссей, за него заступившись, народ успокоил; Ты ж Одиссеево грабишь богатство, жену Одиссея Мучишь своим сватовством, Одиссееву сыну готовишь Смерть. Удержись! Говорю и тебе и другим в осторожность». Тут Евримах, сын Полибиев, так отвечал Пенелопе: «О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа, Будь беззаботна; зачем ты такой предаешься тревоге? Не было, нет и не будет из нас никого, кто б помыслил Руку поднять на убийство любимца богов Телемаха. Нет! И покуда я жив и покуда очами я землю Вижу, тому не бывать, иль — скажу перед всеми, и верно Сбудется слово мое — обольется убийца своею Кровью, моим пораженный копьем; Одиссей, не забыл я, Брал здесь нередко меня на колени и мяса куски мне Клал на ладонь и вина благовонного выпить давал мне. Вот почему и всех боле людей я люблю Телемаха. Нет! Никогда он убийства не должен страшиться, по крайней Мере от нас, женихов. Но судьбы избежать невозможно». Так говорил он, ее утешая, а мыслил иное. Но Пенелопа, к себе возвратяся, там в светлых покоях Плакала горько о милом своем Одиссее, покуда Сладкого сна не свела ей на очи богиня Афина. Смерклось, когда к Одиссею и к сыну его возвратился Старый Евмей. Он нашел их, готовящих ужин, зарезав Взятую в стаде свинью годовалую. Прежде, однако, Тайно пришед, Одиссея богиня Афина ударом Трости своей превратила по-прежнему в хилого старца, Рубищем жалким одевши его, чтоб Евмей благородный С первого взгляда его не узнал и (сберечь неспособный Тайну) не бросился в город обрадовать вестью царицу. Встретив его на пороге, сказал Телемах: «Наконец ты, Честный Евмей, возвратился. Скажи же, что видел? Что слышал? В город обратно пришли ль наконец женихи из засады? Или еще там сидят и меня стерегут на дороге?» Так, отвечая, сказал Телемаху Евмей благородный: «Сведать о них и расспрашивать мне не входило и в мысли; В городе я об одном лишь заботился: как бы скорее Данное мне порученье исполнить и к вам возвратиться. Шедши ж туда, я с гонцом, от ходивших с тобой мореходцев Посланным, встретился — первый он все объявил Пенелопе; Только одно расскажу я, что видел своими глазами: К городу близко уже, на вершине Эрмейского холма, Был я, когда быстролетный, в глубокую нашу входящий Пристань, корабль усмотрел; я приметил, что было в нем много Ратных; щитами, двуострыми копьями ярко блистал он; Это они, я подумал: но правда ли? Знать мне не можно». Так он сказал. Телемахова сила святая блеснула Легкой улыбкою в очи отцу, неприметно Евмею. Кончив работу и пищу состряпав, они с свинопасом Сели за стол, и порадовал душу им ужин; когда же Был удовольствован голод их сладкой едою, о ложе Каждый подумал; и сна благодать ниспослали им боги. Песнь семнадцатая
Тридцать осьмой день
Телемах уходит в город, повелев Евмею проводить туда и своего гостя. Встреченный радостно матерью и домашними, он потом идет на площадь и приводит оттуда с собою Феоклимена. Пенелопа
