– А куда он пошел?
– Разве я знаю? Должно быть, рыщет по всем портовым кафе в надежде услышать что-то интересное. Если Джованни удастся поймать тех, кто облапошил вас с Рокко, можешь не сомневаться – он их тут же прикончит! Как ты думаешь, его посадят?
– Не исключено… Но я помогу Джованни, и уж мы постараемся сделать так, чтобы легавые ни о чем не пронюхали.
– Если ты подсобишь Джованни, мне будет не так страшно. Но как вы отыщете этих негодяев? Ты не заметил ничего такого, что могло бы навести на след?
– Нет…
Альдо не хотел говорить Лауретте о шраме, изуродовавшем щеку одного из убийц. Он знал, что сестра все передаст мужу, и вовсе не хотел, чтобы Джованни лишил его справедливого возмездия за честь Гарофани.
Будь что будет, но она поедет в Неаполь! Одри позвонила в приемную гостиницы и выяснила, что завтра утром уходит экспресс на Рим, который доставит ее в Неаполь к полудню. Девушка попросила заказать ей место в вагоне первого класса и прислать счет. Теперь, начав действовать, она почувствовала себя лучше, как будто освободилась от чего-то. Одри написала матери, что Рестоны совершенно невыносимы и она спасается от них бегством в Неаполь. Наверняка это известие вызовет бурное возмущение у отца. Что ж, это не так уж важно – отец смирится, как только устанет от собственного гнева. Утвердив таким образом свою независимость, мисс Фаррингтон принялась собирать чемоданы, а потом отправилась пить чай в «Джьярдино Италиа», где ее уже ждал Алан.
Рестон поднялся и отвесил легкий поклон.
– Хорошо погуляли? – спросил он, когда девушка села рядом.
– Я не выходила из своей комнаты.
– Вы плохо себя чувствуете?
– Алан… завтра я еду в Неаполь.
– Вы… вы уезжаете?
– Да, и уже заказала билет.
– Но в конце-то концов, Одри…
– Послушайте, Алан, я знаю все, что вы можете мне сказать: ваша матушка, наши родители, мои обязанности невесты… Что ж, считайте, я уже выслушала ваши аргументы и они не заставили меня изменить решение. Таким образом мы хотя бы выиграем время.
– Не понимаю… ничего не понимаю, – машинально повторял молодой человек, вертя ложечку в пустой чашке.
– Тут нечего понимать, Алан. Так получилось, вот и все.
– Но почему? Должны же быть какие-то причины?…
– О, их множество… ваша матушка…
– Мама? Разве она не само совершенство?
– Возможно, но эта идеальная женщина действует мне на нервы. Ее манера все решать, все устраивать заранее… Мне двадцать три года, Алан, и я училась вовсе не для того, чтобы мной управлял кто-то, привыкший жить как во времена королевы Виктории!
– Я не уверен, Одри, что, выражаясь таким образом о моей матери, вы вполне вежливы?
– Весьма сожалею, но меня так долго заставляли быть вежливой, что сегодня мне это стало поперек горла!
– Я вижу, вы упрямы?
– Нет, это не упрямство, скорее, целеустремленность!
– Насколько я понимаю, нам остается лишь вернуться?
– Тут я совершенно согласна с вами.
В холле гостиницы Одри распрощалась с Аланом, сказала, что не спустится к обеду и просила извиниться от ее имени перед миссис Рестон. Это избавит всех от тягостных объяснений.
– Может быть, вы мне хотя бы скажете, где собираетесь остановиться в Неаполе?
– Вероятно, в «Макферсоне».
– В таком случае доброго пути, Одри… Надеюсь, это путешествие, которого я не одобряю, все же вернет мне ваше доброе расположение.
– Кто знает?
Мисс Фаррингтон отлично понимала, что идет на безумную авантюру, но это-то ее и притягивало. Девушке любым способом хотелось утвердить свое я. Она уже собиралась ложиться, когда в комнату неожиданно ворвалась миссис Рестон. То, что она забыла постучать в дверь, в достаточной мере показывало, насколько мать Алана, столь приверженная приличиям, вышла из себя.
– Одри! Алан сообщил мне, что вы уезжаете!
– Да, это правда.
– В Неаполь?
– В Неаполь!
– Это ужасно и… и постыдно! Просто скандально!
– В чем же?
– Но… но просто неприлично, и все!
– Я устала, миссис Рестон, а завтра мне предстоит длительное путешествие…
– Одри, вы отдаете себе отчет, что, поступая таким образом, глубоко раните Алана?
– Весьма сожалею.
– А вы понимаете, что его чувства к вам могут из-за этого совершенно измениться?
– Тем лучше.
– Что?
– Я полагаю, миссис Рестон, что не выйду замуж за вашего сына, во всяком случае до тех пор, пока он не станет сиротой.
Эйлин не сразу поняла, что имела в виду Одри, но когда смысл сказанного до нее дошел, почтенная дама выразила свое возмущение таким негодующим рыком, что один из постояльцев, занимавших соседнюю комнату, бросился звонить в приемную гостиницы и выяснять, допускают ли правила содержание в комнатах крупных животных. Услышав отрицательный ответ, постоялец обозвал дежурного лжецом, ибо, судя по голосу, рядом с ним обитает опасная тварь весьма внушительных размеров. Его вежливо заверили, что тут какая-то ошибка. Постоялец возразил, что приехал в Геную вовсе не для того, чтобы его поселили в зоопарке, и завтра же утром покинет гостиницу. Администратор воспринял заявление скептически, но все же из любопытства послал коридорного взглянуть, что творится у мисс Фаррингтон. Слуга вернулся с сообщением, что у английской мисс все в порядке, но на лестнице он столкнулся со здоровенной теткой, по-видимому озверевшей от ярости и готовой на любые чудачества. Из-за этого замечания слуги миссис Рестон, сама о том не подозревая, на несколько дней превратилась в объект самых пристальных наблюдений.
Какой-то мальчуган предупредил Марио, что Константино Гарацци приглашает его пропустить стаканчик сегодня вечером. Гарофани понял, что приятель должен сообщить ему решение Синьори, и ответил, что не преминет зайти. Серафине пришлось укреплять мужество супруга. Почтенная матрона не сомневалась, что сегодня все обойдется наилучшим образом – ее никогда еще не обманывали предчувствия. Марио не посмел бы усомниться в правоте жены, но до конца уверовать в точность ее предсказаний он тоже не мог. Опять же этот вандал Дино, как говорится, утешил, заметив, что, уж коли нравится делать глупости, будь готов и расплатиться за них. Вообще, надо сказать, поведение Дино все больше сбивало домашних с толку.
Короче, когда в условленное время Марио постучал в ставень Гарацци, он чувствовал себя далеко не блестяще.
– Это ты, Гарофани?
Гостю пришлось собрать всю свою волю, чтобы наконец ответить утвердительно. После этого он
