впитывается, растворяется в глубине.
– Вытирать не придется, – улыбнулся Саш, задвинул клинок в ножны, повесил их на голое плечо, прижал ладонь к ране. – Что дальше делать, Леганд?
– Ты знаешь, – прошептал старик и положил руки ему на плечи.
Почти сразу же рядом легли пальцы Линги. И затолпились, сгрудились одиннадцать будущих стражников короля Дарджи, легли на покрытую синяками кожу еще одиннадцать пар ладоней.
– Эх, – вполголоса выругался Тиир, протискиваясь к двери, – а у меня рука одна только!
– Разве дело в количестве рук? – удивился Леганд. – Дело в стойкости.
Саш все еще не знал, что он должен делать, но растерянности не чувствовал. Он вгляделся в окровавленную ладонь, приложил ее к отпечатку когтистой лапы и почувствовал, как замедлились, застыли мгновения. Увидел это, потому что капля пота, летевшая на пол со лба, повисла в воздухе. Никто не дышал рядом. Не стучало ни одно сердце. Твердые ладони на плечах показались стальными. «Очень много, – появилась в голове мысль, – мгновение на раздумья, это очень много».
Что же дальше? Он уже коснулся печати демона или еще нет? Неужели она с той стороны двери? Значит, надо дотянуться. Надавить и дотянуться. Надавить так, чтобы дерево раскрошилось под пальцами, обратилось мягкой глиной, пробить его насквозь, прорваться, дотянуться до трепещущего полотнища и наложить руку точно на центр. Палец к пальцу. Ноготь к когтю. Почувствовать липкость и жар отпечатка. Прирасти к нему. Вздрогнуть от мгновенной боли, от судороги в локте, от свернувшегося в комок живота. Покрыться холодным потом, в доли мгновения потерять мужество, решимость, стыд. Ронять слезы, захлебываться соплями и давить, давить, давить ладонью, превращая прикосновение в удар, наглость в уверенность, отчаяние в ненависть! Гасить жар еще большим жаром! Холод – еще большим холодом! Боль – еще большей болью!
Неужели все так просто и быстро? Отчего же такое изнеможение в плечах и груди?..
– Ну вот, – недовольно пробурчал Леганд, после того как Саш скомкал невидимую пелену вместе с нитями, растер ее между ладонями, бросил в утреннюю пустоту, заставляя один за другим вспыхивать светильники во всех залах и коридорах огромного замка, распахиваться двери, звенеть стекла, а затем обессиленно повис на руках помощников. – Колдун ты, сразу скажу, никакой. Конечно, помощь ты у воинов взял. У меня у самого звезды теперь в глазах кружатся, трое дарджинцев так вообще от удушья попадали, но зачем было обжигать им ладони, а себе плечи? Тебе что, синяков мало? Смотри, Линга! Ожоги обрабатывать вот этой мазью! Там, где ожог поверх кровоподтека, сначала присыпь вот этим порошком. Да быстрее давай, Тиир торопится. Опять же светильники… Масло-то не во всех было налито, кое-где фитили зря повыгорали! Зачем было зажигать факелы? Пытался кузнец выковать сережку в ухе невесты, да едва не убил бедную…
Леганд продолжал еще что-то бормотать, но Саш уже с помощью Линги натягивал рубаху, мантию, морщился от боли от ожогов, и со странным облегчением смотрел в окна на краешек Раммы над горизонтом.
– Леганд, – Тиир вышел из дверей королевских покоев, – я прошу тебя быть распорядителем. Им должен быть самый мудрый из королевских советников. Возьми обруч.
Тут только Саш разглядел и голубой плащ на плечах принца, прихваченный серебряной цепью, и изящный меч на поясе с гардой, украшенной синими камнями, и силуэт летящего орла на тонком обруче.
Следом за принцем из покоев вышли шестеро воинов. Они несли на плечах тело не покорившегося демону короля.
– Что я должен делать? – Леганд закашлялся.
– Надеть корону мне на голову, если считаешь меня достойным, – прошептал Тиир. – Сказать мудрые слова.
– Разве мудрость – вода, которую всякий раз можно найти на дне колодца, только знай себе крути ворот? – усмехнулся старик, но корону из рук принца принял. – Ты достоин быть королем, Тиир. Уже потому, что ты сын отца, которым будешь гордиться сам и которым будут гордиться твои дети и внуки. Уже потому, что ты умеешь побеждать не только врагов, но и самого себя. Уже потому, что ты способен видеть и понимать. Осталась самая малость: быть твердым, когда надо быть твердым, быть мягким, когда можно быть мягким. Правь своими подданными так, словно все они твои младшие братья и сестры.
С этими словами Леганд надел корону на голову Тиира, а воины обнажили мечи и скрестили их над головой нового короля.
– Идем к арке! – в следующее мгновение выкрикнул принц.
Их ждали на каждом этаже замка. В коридоре, на главной лестнице, во дворе, на башнях, у проездных ворот стояли юнцы и старики в серых доспехах, вельможи и челядь, склонив головы перед новым королем. Растерянные, не верящие в конец бесконечной войны и боли, на улицах города толпились жители и бесчисленные переселенцы, чей путь в неизвестность счастливо оборвался в последний момент, и чумазые мальчишки свистели, тыкая пальцами в сторону замка, над главной башней которого колыхалось голубое полотнище.
На Башенной площади, где успела вырасти, перегородив пылающие врата, толстая стена, нового короля встретили торжествующим ревом воины Мантисса. И сам великан-нари первым присягнул своему королю. А потом забитая камнем арка запылала еще ярче.
– Что это? – обернулся Тиир.
– Ты знаешь, – с гримасой прошипел Саш, с трудом держась на ногах, – демон пробивается сюда. Готовь воинов, лучников! Убирай зевак с площади! В Ордене Серого Пламени учили оборонять тоннели?
– Мантисс! – закричал Тиир. – Копейщиков к вратам! Лучники! Все сюда!
– Огонь! – твердо сказал Леганд.
– Какой огонь? – повернулся к старику Тиир.
– Разведи костер у стены! Если ее разрушат, пусть идут через пламя.
Мгновенно прекратилось на площади недолгое празднество. Поспешили просочиться в узкие переулки зеваки, ощетинились невесть откуда принесенными копьями воины Мантисса. Подкатили пузатые деревянные бочки и встали за их спинами лучники.
– Мало, – прошептал Саш. – Всего две дюжины стрелков.
А пламя у основания спешно возведенной стены уже пылало. Пошли в ход навесы, разбитые повозки, чьи-то заборы. Но арка, до этого бывшая лишь огненным полукружьем, горела ярче костра. Наконец она вспыхнула нестерпимым пламенем, и стена, собранная трудом горожан, которые со своими тележками теперь пытались укрыться за пределами площади, исчезла.
Чего угодно ждал Саш, трещин и вываливающихся кусков камня, ударов чудовищного тарана с противоположной стороны, но вместо этого стена просто исчезла. Огненный тоннель, отчеркнутый пламенем арки, продолжился, пожрал сердцевину стены и открыл холод непроглядной даже под лучами Раммы черноты. И из мрака навстречу воинам Мантисса шагнули первые ряды серых воинов Иллы. Упали тяжелые щиты на пламя костра. Пошатнулись первые ряды воинов, пронзенные стрелами, но уже следующие шли по трупам, держа перед собой новые щиты. Миг – и заскрежетали копья по доспехам, опрокинули первый ряд воинов, уперлись во второй. С лязганьем скрестились клинки. Прав был Мантисс. Лучших воинов забрал демон за горящую арку, оставив почти одних только юнцов и постаревших ветеранов. Но не поэтому шаг за шагом начали отступать защитники Селенгара. В глазах их бывших братьев, что ряд за рядом выходили из мрака, горело безумие. Не их собственное безумие, а отраженное безумие их повелителя.
Подняв над головой королевский меч, бросился вперед Тиир. Громогласным рыком заставил остановиться воинов Мантисс. Сеча, которая неминуемо должна была расползтись по всему городу, на несколько мгновений задержалась в жерле пылающего тоннеля.
Качнувшись на дрожащих ногах, Саш окинул взглядом площадь. Взглянул на лучников, которые выцеливали врага среди защитников Селенгара. Поймал взгляд Линги, которая стояла среди них и также выпускала стрелы в багровую тьму. Наткнулся глазами на тело короля, оставшееся без прощания. Почувствовал прикосновение.
– Ты видишь? – прошептал Леганд.
– Архов? – переспросил Саш, потому что за четвертым рядом нападавших появились огромные силуэты чудовищ.
