В ответ хрупкая женщина широко раскрыла глаза.
– Что за мысль у вас?!
– Вы… Разве вы не вдова?
– А, теперь попятно… Так меня называют с того дня, как уехал Ричард.
– А куда он уехал?
– Он не захотел мне сказать. Это – сюрприз. Ричард очень любит сюрпризы. В один прекрасный день он напишет мне письмо и попросит приехать к нему… И мы опять будем очень счастливы…
– Но как же…
– До свидания, мистер Тетбери.
На улице пораженный Тетбери едва не угодил под колеса такси, шофер которого грубо обругал его, и только таким образом он смог убедиться в том, что это был не сон. Он сел в поезд и отправился домой.
Вечером, ужиная сухим сыром и не менее сухим печеньем, запивая вдобавок все это чаем, чтобы подобная еда не застряла в горле, Дэвид рассказывал о постигшей его в Лондоне двойной неудаче. Его впечатлительная жена была склонна скорее простить миссис Мачелни, ушедшую в свои приятные мечтания, нежели слишком уж самоуверенных Джиллингхемов. Тетбери не знал, стоит ли ему посвящать завсегдатаев паба в результат своей бесполезной поездки в Лондон. Наконец он решил, что этим джентльменам не обязательно все знать, и, усталый, отправился в спальню, где Гарриет перед сном дала ему выпить чашку липового отвара.
Посреди ночи Дэвид разбудил жену и спросил, что она помнит о битве при Ватерлоо. Несвоевременно заданный вопрос погрузил Гарриет в такую прострацию, что она опять уснула еще до того, как супругу удалось объяснить ей ход своих мыслей. Он опять растормошил ее, и она простонала:
– Что вы хотите, Дэйв?
– Поговорить с вами о Ватерлоо.
– Вы считаете, что сейчас для этого самое подходящее время?
– Скажите, Гарриет, что вам известно о Ватерлоо?
– Было такое сражение. В нем мы победили французов.
– А как?
– Ну, обычным способом: при помощи ружей, пушек и разного другого оружия, дарлннг. Спокойной ночи, Дэйв… Мне так хочется спать…
И она уснула, еще не успев закончить своей фразы, а Тетбери, ворочаясь в кровати, думал о том, что в жизни существуют такие моменты, когда даже женатый на лучшей из женщин мужчина чувствует себя совершенно одиноким. На следующее утро, во время брэкфэста, Гарриет поинтересовалась, что побудило ее дорогого мужа среди ночи вспоминать историю. На это Дейв ответил, что недавно принял очень важное решение и для того, чтобы объявить ей о нем, требовалось, чтобы она вспомнила о сражении при Ватерлоо. В ответ она призналась, что ее никогда особенно не интересовали битвы солдат Ее Величества и что, кроме того, она не видит, каким образом сражение, происшедшее сто пятьдесят лет тому назад, может повлиять на решение, принятое ее дорогим супругом.
– Прошу вас, Гарриет, будьте внимательны: кто выиграл бой при Ватерлоо?
– Сэр Веллингтон.
– Отлично! А известно ли вам то, что он едва не потерпел поражение от этих чертовых французов, которыми командовал такой гениальный полководец, как Наполеон?
Эти слова вызвали протест патриотических чувств Гарриет, убежденной в превосходстве британской расы, и она, не без резона, возразила:
– Во всяком случае, эту битву выиграл он!
– Потому, что вовремя подоспел Блюхер[27].
– А это кто?
– Один немец, который в то время был нашим союзником. Несмотря на упорное сопротивление и храбрость своих солдат, Веллингтон вынужден был начать отступление, но пруссаки, которые пришли ему на помощь, склонили чашу весов боя в нашу пользу.
– Ну и при чем здесь это?
– По-моему, этот пример еще раз доказывает то, что даже у сильных людей могут возникать такие чрезвычайно сложные обстоятельства, одержать победу в которых можно только при помощи друга. Так и там, в Сан-Ремо, Генри сейчас кажется, что он полностью контролирует положение, но кто сможет утверждать, что он не подвергнется неожиданному нападению и не потерпит поражения, от которого никогда не сможет оправиться без помощи друга, вроде этого Блюхера?
Гарриет все еще не могла понять, к чему клонил муж с этим риторическим вопросом.
– Вот почему я обязан попросить вас, Гарриет, собрать наши вещи! Мы едем в Сан-Ремо!
– Вы хотите сказать, что… вы и я?
– Да, вдвоем.
– Но…
– Никаких 'но', Гарриет! Разве мы – не лучшие друзья Рэдстоков?
– Конечно, да, дарлинг.
– В таком случае, мы не имеем права оставлять их сражаться в одиночку в такой дикой стране, где люди не ведают даже, что такое порридж…
– Не может этого быть!
– Увы! Это так!…
– Но как же они тогда растят детей?
– Не знаю. Но я уверен в одном: братская дружба, которая нас связывает с Рэдстоками, обязывает нас разделить с ними все опасности. Кроме того, представьте себе, Гарриет, как они, должно быть, страдают от этого ужасного климата! А теперь, дорогая, ни слова больше! Мы едем в Италию!
– Дэвид… А где находится эта Италия?
Тетбери посмотрел вокруг себя и после непродолжительных колебаний ткнул указательным пальцем в ту сторону, где у них на стене висела фотография Уинстона Черчилля.
– Там!
То, что сигара покойного премьер-министра указывала в том направлении, показалось миссис Тетбери добрым предзнаменованием.
Рэдстоки в своем номере 'Ла Каза Гранде' пытались убедить Сьюзэн о бросить ее итальянские мечтания и вернуться вместе с ними в Англию. Дочь наотрез отказывалась от этого предложения, и поэтому у ее отца серьезно начало подниматься давление. В это время ее мать проклинала себя за то, что родила дочь, которая готова отказаться от своей страны, своего родного языка, своих родителей и от английской пищи. Подоспевшие на помощь своей подруге Тэсс и Мери Джейн поддерживали Сьюзэн в этом конфликте поколений. Великий человек из Вилтона набросился на Тэсс, обвиняя ее в том, что она не сдержала данного ею слова. Разве она не помнит, как обещала оберегать своих подруг?
– Данное при всех слово должно соблюдаться, мисс, иначе это грозит потерей доверия! В Дюнкерке, когда я…
Но мисс Джиллингхем была девушкой, которую оказалось не так-то просто переубедить. И она высказала без обиняков:
– Когда вы были в Дюнкерке, мистер Рэдсток, я еще не появилась на свет, гак что прошу вас больше не рассказывать нам о том, чего мы не понимаем! Сьюзэн влюблена, а против любви ничего не поделаешь. Честно говоря, мистер Рэдсток, можно подумать, что вам неизвестно, что такое любовь! А я хорошо знаю это!
Генри злобно бросил ей в ответ:
– Вам кажется, что вы любите этого типа, которого преследуете без всякого стыда, позабыв о собственном достоинстве, а он ненавидит вас! Такие поступки с вашей стороны только унижают корону!
– Смею вас заверить, мистер Рэдсток, в том, что Пьетро, по доброй воле или по принуждению,
