— И?
— Какое разочарование.
— Студенточек не было?
— Были. Тонны.
— Несимпатичные?
— Самые сексуальные девочки, что я видел.
— И?
— Да они не иезуитки. А некоторые вообще даже не католички.
— Некоторые вообще не христианки, — говорит девушка, — так?
— Так, — говорит кожаная куртка.
— А в стрип-клубы вы там ходили? — спрашивают очки.
— Один раз, — говорит кожаная куртка.
— И?
— Дуры.
— Один ходил?
— С тем парнем из Лойолы. Вот придурок. Все говорил мне, что кое-кто из этих девчонок на самом деле умненькие.
— Ага, конечно, — говорят очки.
— Сказал, некоторые из них занимаются этим, только чтобы платить за колледж.
— Интересно, что они там учат, — говорит девушка.
— Точно, — говорит кожаная куртка. — Ну так вот. Мне там понравилась одна, блондиночка, одета как школьница, и я все бросал ей деньги, пока она танцевала на этой маленькой сцене, и тут она мне так серьезно говорит, чтобы я не бросал деньги на пол.
— Ага, точно, — говорят очки. — Деньги надо класть на ограждение, а то она поскользнется на этой долларовой бумажке на своих шпильках и расшибет себе голову.
— Вот-вот, — говорит кожаная куртка. — Я этого как раз понять не мог. Я-то думал, что весь смысл в том, чтобы заставлять девушку подбирать деньги с пола, как собака.
— Ага, — говорят очки, — а в чем тогда смысл, если надо быть таким тактичным? Да там все кишмя кишит туристами.
— Точно. Он сказал, что нам надо поехать в настоящий стрип-бар. Там есть одно местечко возле аэропорта, там танцуют мексиканки весом под триста фунтов. И вот он начинает мне говорить, как туда ехать: Холливуд-фривей, потом Харбор-фривей, потом Сенчури-фривей, типа того. Но я так туда и не поехал.
— Что так?
— Я осознал, что мне нужна девушка.
— Правильно.
— Ну не для секса, конечно. Подвозить друг друга.
Дорога мокрая, но дождя нет. Мы проезжаем кибуц. Похоже, тут были коровы. Темнота сгущается, и я включаю дальний свет. В кустах на обочине скрывается дикобраз. Черно-белый.
— Вот то же самое было со мной в Амстердаме, — говорят очки.
— И как оно в Амстердаме?
— Амстердам — хорошее место, — говорит кожаная куртка. — Я бы туда съездил.
— Амстердам — отвратительное место, — говорят очки. — Холодно, грязно, и делать нечего, кроме как смотреть на тюльпаны и уродов на велосипедах.
— А квартал Красных фонарей? — спрашивает кожаная куртка.
— А, ну это да. У них есть квартал Красных фонарей.
— И кофейни, — говорит кожаная куртка.
— И кофейни, — говорят очки. Девушка смеется.
— Ну а кроме этого, — говорят очки, — ничего. Тюльпаны и велосипеды.
— Дурак, — говорит девушка.
— Да там некуда пойти, — говорит кожаная куртка.
— Поверь мне, — говорит девушка, — мы живем в самом лучшем месте на земле.
— Я был в Лондоне, — говорю я.
— Лондон — это здорово, — говорят очки.
— Лондон — это отстой, — говорит кожаная куртка.
— Зато хорошие музыкальные магазины, — говорю я.
— Еда плохая, холодная погода и девушки холодные, — говорит кожаная куртка. — А люди там такие консервативные, что жуть.
— А я бы хотел там немного пожить, — говорят очки.
— Лондон мертвый, — говорит кожаная куртка. — Вот Нью-Йорк — это да.
— Да там холоднее, чем в Лондоне, — говорит девушка.
— Только не летом, — говорит кожаная куртка.
— Летом там жарче, чем в Тель-Авиве.
— А ты бы куда хотела?
— В Париж, — говорит девушка.
— В Париж?
— Париж — самый красивый город.
— А ты там когда-нибудь была?
— Нет, — говорит девушка, — я хочу поехать.
— Я там был, — говорит кожаная куртка, — поверь мне: не рекомендую.
— Почему?
— Я сижу там в ресторанчике, ем картофель фри. Доесть не могу. Ну, прошу коробку. Официанту это не очень нравится, но он приносит коробку. Я кладу картошку в коробку, расплачиваюсь, чаевые, все такое. Выхожу. На тротуаре прямо рядом с ресторанчиком встречаю товарища по армии — еще одного израильтянина в Париже. Я открываю коробку, угощаю его картофелем, мы начинаем идти — и кто бы вы думали вылетает за нами из ресторана, догоняет нас на бульваре и выхватывает у меня из рук коробку?
— Официант?
— Официант. Верите?
— Да они чокнутые, — говорят очки.
— Я же сказала, — говорит девушка, — здесь — лучшее место. Не надо никуда ехать.
— Я приехал, — говорю я.
— Вы здесь живете?
— Да.
— Спасибо, — говорит кожаная куртка. — Мы поймаем автобус отсюда.
Они выходят. Кожаная куртка закуривает. Они идут к автобусной остановке и смеются. Я паркую машину и иду домой. В квартире холодно. Я включаю обогреватель, ставлю первую сторону пластинки Manowar «Battle Hymns», наливаю себе чаю, включаю компьютер.
Но я устал, я не могу сосредоточиться, и почему-то, не знаю почему, я думаю о Натане Куке, одном из семи солдат, с которыми я делил комнату в армии. У него были свои пятнадцать минут славы, когда он появился на телевидении как национальный герой. Он рассказывал корреспонденту и всей публике о том, как он ездил в Японию и нашел телефон-автомат в Нагое. Из-за какой-то технической неполадки с него можно было делать международные звонки бесплатно. И тогда он рассказал об этом всем израильтянам в Нагое, и они звонили в Израиль и разговаривали со своими семьями, девушками и парнями целыми часами. Бесплатно.
Нет, я сдаюсь. Я выключаю компьютер, допиваю чай, жду, пока Эрик Адамс дотянет последние ноты «Shell Shock», выключаю обогреватель и ложусь спать.
