— Я слышала, что он кого-то убил.
— Он накачан лекарствами, так же, как и ты. Он и мухи не обидит.
— Он говорит, что он — какой-то арабский святой, который умеет делать мертвых живыми.
— Ну, допустим, он — арабский святой, который умеет делать мертвых живыми. Кому какое дело?
— Мне.
— И зря. Не обращай на него внимания.
— Как я могу не обращать внимания, если он постоянно угрожает мне?
— Он тебе не угрожает, у него просто свои проблемы. Какая тебе разница от того, что он верит, что он — арабский святой? Отстань от него.
— Я не могу. Он говорит, что может воскрешать мертвых.
— Он так уж сильно угрожает тебе?
— Он говорит общими фразами, но я боюсь. Ты должен меня защитить.
— Давай его сюда.
— Что-что?
— Я хочу с ним поговорить.
— Мне его позвать?
— Да.
— Ибрахим! — на весь блок кричит Ассада Бенедикт.
— Не кричи, как на рынке! Я бы и сам его позвал!
— Вот он.
— Да? — Говорит Ибрахим Ибрахим. — Меня звали?
— Ассада Бенедикт говорит, что ты рассказывал про воскрешение мертвецов.
— Я просто рассказывал ей про Того, Кто Оживлял Похороненных Заживо Новорожденных Девочек.
— Про кого?
— А ты не знал, что в Темное Время, до ислама, люди зарывали в землю новорожденных девочек?
— Не знал.
— Ну так вот, зарывали.
— Почему?
— Засухи, бедность, а кроме того, девочки всегда были обузой, не могли работать и приносили одни расходы.
— И они их убивали?
— Да. Зарывали в землю. До тех пор, пока не явился Тот, Кто Оживлял Похороненных Заживо Новорожденных Девочек.
— И что же он делал?
— Он выкупал девочек. Приходил к отцу и говорил: «Я узнал, что ваша жена недавно родила девочку, и что вы хотите похоронить ее заживо. Не хотите ли мне ее продать?» И отец отвечал: «Да с удовольствием». Тогда Тот, Кто Оживлял Похороненных Заживо Новорожденных Девочек, платил выкуп и спасал девочку. Говорят, что когда наступил ислам, он спас триста девочек, а может, и четыреста.
— И что он с ними делал?
— Понятия не имею.
— А почему Ассаде Бенедикт кажется, что ей угрожают?
— Понятия не имею. Это всего лишь история.
— Ты слышала, Ассада Бенедикт? Это всего лишь история.
— Он мучает меня.
— Не надо так ныть.
— Он превращает мою жизнь в сущий ад.
— Я думал, что ты мертвая.
— Я мертвая. Почему он не оставит меня в покое?
— Я скажу ему, чтобы он оставил тебя в покое. А теперь, если вы двое будете так добры и уберетесь отсюда, может быть, я смогу продолжить читать.
Прежде всего, я дал ему холщовые штаны, которые я нашел на потерпевшем крушение корабле; после переделки они пришлись ему как раз впору. Затем я сшил ему куртку из козьего меха, приложив все свое умение, чтобы она вышла получше (я был в то время уже довольно сносным портным), и в заключение смастерил для него шапку из заячьих шкурок, очень удобную и довольно изящную. Таким образом, он был одет на первое время весьма сносно и остался очень доволен тем, что стал похож на своего господина.
— Что ты читаешь?
Абе Гольдмил. Стоит в дверях, в одной руке какая-то книга, в другой — его коричневый блокнот. Позади него стоит Иммануэль Себастьян. У него изо рта свисает незажженная сигарета, а в руках он держит переполненную пепельницу.
— А ты что читаешь? — спрашиваю я Абе Гольдмила.
— «Бродяги Дхармы».
— Керуак?
— Да.
— Почему?
— Почему я это читаю?
— Да, почему?
— Это исследование. Я работаю над новым сонетом для Джули Стрэйн.
— А она-то какое отношение имеет к бродягам Дхармы?
— Ну. Она из Калифорнии, так? А действие книги, «Бродяги Дхармы», происходит в Калифорнии, так? И я тут решил, что если я смогу своими стихами разбудить знакомые ей образы, она, возможно, ответит мне.
— Никогда она не ответит, — встревает Иммануэль Себастьян из-за спины Абе Гольдмила.
Абе Гольдмил заходит на пост и садится за стол напротив меня. Иммануэль Себастьян делает шаг вперед и занимает место Абе Гольдмила на пороге.
— Почему ты думаешь, что она не ответит? — спрашиваю я Иммануэля Себастьяна.
— Потому что его стихи — дрянь. Они все на тему «о, я так одинок и несчастен, ты моя богиня, я тебе поклоняюсь, я хочу стать ковриком у твоей двери». Глупо это. Будь мужчиной, — он поворачивается к Абе Гольдмилу. — Будь настойчив. Ей не нужна тряпка. Ей не надо, чтобы ты был её рабом. Она хочет, чтобы ты стал ее господином.
— Кстати о господине и рабах, — говорю я, — вы читали «Робинзона Крузо»?
— Грегори Корсо? — спрашивает Абе Гольдмил.
— Нет. «Робинзон Крузо».
— А, Робинзон Крузо. Естественно. Робинзон Крузо. Третий парень. Он вместе с Джеком и Джефи лезет на гору
— Кто-кто?
— Да, я его помню. Он есть в книге.
— В какой книге?
— В «Бродягах Дхармы».
— Я говорю о «Робинзоне Крузо».
— Да-да, Робинзон Крузо. Но это не настоящее имя, на самом деле. Они там все используют придуманные имена. В «Бродягах Дхармы».
Сегодня с Абе Гольдмилом определенно что-то не так: пришел на пост сиделки, сел без разрешения, разговаривает про битников. Возможно, придется звонить доктору Химмельблау.
— Забудь про «Бродяг Дхармы». Ты читал «Робинзона Крузо»?
— Да. Мне нравятся его стихи.
— Нет-нет. Послушай меня: ты когда-нибудь читал книгу, которая называется «Робинзон Крузо»?
— Её Керуак написал?
