— А где это?
— В Нетании.
— В Нетании?
— Тут, кстати, есть один человек из дивизии. Заодно подвезёте его туда. Вы ведь не против?
Он встает из-за стола; он действительно высокий.
— У меня обед. Сержант расскажет вам, как доехать.
Он берет со стола свой пистолет и засовывает его за брючный ремень, так как кобура придумана для сопляков, и стремительно покидает свой кабинет. В его стремительности сочетаются военная целеустремленность и изрядный голод. Юный сержант выводит меня из кабинета и, сидя в своей маленькой приемной, рисует мне карту на обратной стороне бланка отчета о поврежденном оборудовании, и подробно рассказывает, как туда доехать. Если потороплюсь, успею заехать в один или два музыкальных магазина.
— Только погодите, — говорит она, — я позвоню Озу.
Она набирает номер, по которому его можно найти, но, конечно же, он обедает.
— Вы можете подождать его здесь.
— А позвонить можно?
— Куда вы собираетесь звонить?
— Своей девушке.
— На первом этаже есть телефон-автомат.
Я спускаюсь на первый этаж, но Кармель нет дома, или она есть, но не берет трубку. Пробую еще раз. Нет ответа. Сзади меня в очередь стоят трое солдат. Я пропускаю позвонить первого, потом второго, потом пробую позвонить еще раз, но все безрезультатно.
Поднимаюсь на третий этаж. Оз — капитан. Он уже ждет меня. Похоже, он слегка сердится, но не показывает этого. Мы идем к моей машине. Движение опять затруднено, и мы очень долго выбираемся из Тель-Авива на шоссе, идущее вдоль моря. На сей раз я решаю не включать музыку, дабы оградить себя от контактов со своим пассажиром; я попробую начать разговор сам: это поможет мне управлять им.
— Так что вы делаете в дивизии?
— Я бы предпочёл не говорить об этом.
— Засекреченная информация?
— Так точно.
— А куда именно мы едем? Дивизия далеко от центра города?
— Я бы предпочёл не говорить о местонахождении дивизии.
Ставлю кассету «Transilvanian Hunger» в магнитолу. Начинается заглавная композиция, и Fenriz кричат о холодных горах, жестоких руках, тенях от жуткого дворца, о нескончаемых снах среди дня, но лицо моего пассажира не выражает ни малейшей реакции. Челюсти его напряжены, рот закрыт, глаза неотрывно следят за какой-то воображаемой целью на дороге.
— И как там, в Нетании? Там что-то происходит? Там есть куда пойти?
— Я бы предпочёл не отвечать ни на какие вопросы.
Мы едем в молчании ещё несколько минут и слушаем альбом дальше. Заглавная композиция на английском, но большинство остальных на норвежском. Мы проезжаем через северные пригороды Тель- Авива, затем через длинные песчаные дюны, затем через несколько деревень (непонятно, как там: счастливо, потому что царит изобилие в относительной близости и к морю, и к городу, или плохо, так как они вымерли). Приморское шоссе по временам бывает очень красивым, но сегодня на нем туман и пробки, а море по левую руку такое же грязное, как и небо. Я открываю бардачок.
— Хотите мятную конфетку?
— В данный момент нет. Спасибо.
Прибавляю громкость. Мне нравится, когда музыка становится похожей на размытое пятно, когда все инструменты сливаются в единую какофоническую звуковую стену, когда фанаты настоящего хард-кора слышат в ней мелодии, которых там может и не быть. Четыре композиции написаны одним парнем, который убил Иеуронимуса. Об этом написал свою последнюю статью в «Кэпитол» Йорам Израэли. Про него я расскажу как-нибудь попозже. Заканчивается последняя композиция, и, прежде чем я попытаюсь установить вербальный контакт с Озом ещё раз, я даю внезапной тишине зазвучать в полную силу.
— Блэк-метал, — поясняю я.
Нет ответа.
— Некоторые его не переносят.
Нет ответа.
— Воющие гитары, вокал, как у баньши, которую режут заживо, бас, как бетономешалка, супер- быстрые ударные, отвратительные клавишные. Многие считают, что это невыносимо. Вам нравится?
— Я не особенно заинтересован.
Мы проезжаем Уингейтский институт физической культуры, что значит, что мы уже близко от Нетании. Раньше это был интересный город. Тут были красивые пляжи, красивые девушки, туристы и первоклассная футбольная команда. Теперь это очередное серое место между Тель-Авивом и Хайфой, безликое и жутковатое. В те славные времена, когда «Маккаби Нетания» возглавляла национальную лигу, а Давид Пизанти ещё не уехал играть за клуб «Брайтон» в Англию, газеты не без гордости писали, что наш бомбардир и его европейские подружки-супермодели, занимаясь любовью, обмазывали друг другу интимные места хуммусом [30], а затем совместно слизывали это столь популярное блюдо восточной кухни.
Мы въезжаем в город, и я медленно пробираюсь к дивизии, следуя указаниям, написанным на оборотной стороне бланка. Оз молчит, но мне все равно. Указания очень четкие, и вот уже виднеются антенны и сторожевые вышки возле морского берега. Я притормаживаю возле ворот. Оз отстегивает ремень безопасности и открывает дверь, хотя машина еще не остановилась.
— Вы не знаете, кто может мне здесь помочь получить медкарту?
Он расправляет ладони, проводит ими по бокам, выходит из машины, проходит мимо охранника и скрывается на территории базы. Постовой отдает ему честь, а затем подходит к моей машине.
— Оставьте машину за воротами.
— Мне нужно забрать медицинскую карту для Центра психического оздоровления Транкил Гевн в Иерусалиме.
— Оставьте машину за воротами.
Я паркую свою «Джасти» за воротами и иду к будке охраны.
— Мне нужно забрать медицинскую карту для Центра психического оздоровления Транкил Гевн в Иерусалиме.
— Предъявите ваше удостоверение.
Я лезу в карман, но там пусто. Где же оно? Только не это: я отдал его постовому на входе в центральную штаб-квартиру. Ну вот, теперь мне снова придется заезжать в это дурацкое место по дороге домой.
— Так вы предъявите ваше удостоверение?
— До меня только что дошло: я оставил его в центральной штаб-квартире. Но у меня с собой есть мое рабочее удостоверение для больницы.
— У вас должно быть официальное удостоверение личности.
— На этом тоже есть моя фотокарточка.
— Этого недостаточно.
— У меня есть гостевой пропуск из центральной штаб-квартиры.
— Вы обязаны сдать его в центральную штаб-квартиру.
— Я знаю. Я сдам его. Но сейчас он у меня есть, разве это не означает, что мой визит одобрен центральной штаб-квартирой?
— Штаб-квартира есть штаб-квартира. Здесь — дивизия.
— И что мне делать?
— Я знаю только то, чего вам нельзя сделать. Вам нельзя сюда входить.
— А вы не могли бы позвать сюда кого-нибудь? К воротам? Мне только и надо, чтобы кто-то принес
