— Это Полог Покоя, ловчее заклинание, — растолковал Идио, принюхиваясь к чему-то. — Чуйства все гасит, и жертве, как вы говорить изволите, по барабану, что её убивают. Только они, чуйства, то бишь, не уходят, а копятся, и если снять Полог, разом нахлынут. Но зачем мертвяку было на тебя?.. Нам сюда, — он свернул направо.
— Так он же съесть меня хотел, — пояснила Яна, обходя меня как столб и следуя за оборотнем к дому за невысоким покосившимся заборчиком.
— Полог? Вот хрень болотная, седьмой порядок! — охнул я. — Ничё, ведьмусь, щас я эту паутину вражью… — Я ухватил оную и потянул на себя. Яна ахнула, оступилась и, нелепо взмахнув руками, рухнула носом в землю.
— Нет! Не сейчас! Потом… — предупреждающий вопль Идио запоздал. Паутинка замерцала и, вспыхнув, рассыпалась золотыми искрами.
— Чего ждать-то? — удивился я. Секунд пять Яна лежала, не шевелясь. Потом резко подтянула колени к груди, перекатилась вбок и стремительно вскочила. Глаза у неё были размером с чайные блюдца, а взгляд — совершенно маньяческим. — Только не говори, что я где-то ошибся, и теперь из-за меня всё погибло.
Яна метнулась к Идио, обхватила его за шею и запрыгнула к нему на руки. Оборотень уронил секиру себе на ногу, взвыл и рассказал, кем именно меня считает как человека и чародея, откуда у меня растут руки и что находится в голове. Говорил он не меньше минуты. Сестра тихо всхлипывала. Зубы её отчётливо выстукивали 'Спартак-чемпион!'
— Давайте, забрасывайте тапками бедного чародея, — уныло пробубнил я, когда Идио замолк, сопя от возмущения. — А я чё… я ничё, я ж так… и вообще… Я не нарочно, просто ноктовидения нет, вот и… Извини. За фаербол.
— Что вы, всегда мечтал умереть от огнённого шара в голову.
Яду в его голосе позавидовал бы василиск.
— Мертвяк ушёл? — шепотом осведомилась Яна в надёжное дружеское плечо. Проснувшаяся, было, совесть вновь захрапела, и я подался вперёд, стараясь навечно запечатлеть в памяти эту картину: перепуганная до потери пульса, дрожащая как лист на осеннем ветру Янина свет Гордеева.
— Да-да, ушел, не волнуйся, — поспешил успокоить её Идио, посылая мне суровый взгляд, от которого я устыдился, если б было чем.
— Ты уверен? — 'О, боги! Демоны! Полдуши за фотоаппарат!'
— Мы хорошо его потрепали, ему бы сейчас раны зализать. Раньше следующей ночи не явится, зуб даю, коренной. Поставить тебя на землю?
Сестра так энергично закрутила головой и всем корпусом, что Идио страдальчески скривившись, уронил кочергу и чуть не уронил перетрусившую ведьмачку.
— Так это ж я с мертвяком на улице столкнулся, когда к вам бежал! — осенило меня. — Rengwu nyort! Я ж мог его!.. Но постойте, мага нельзя поднять в качестве мертвяка. Это совершенно невозможно и лженаучно.
— Ага, а ещё головой я ем… — буркнула Яна, с безумным видом нюхая нашатырь. — Какое из слов 'нежить восставшая, а не поднятая' тебе непонятно? 'Я ж мог его!' Что ты мог, когда из тебя маг, как из коровы балерина?!
Я выдержал паузу, аккуратно подбирая слова, потому что без купюр высказать то, что вертелось на языке, мне не позволяло воспитание.
— Ведьмуся. Яна. Сестрёнка. На сей раз, учитывая наше родство и твое состояние, я тебя прощаю. И не скажу, какой из тебя ведьмак. Но какого баклана ты меня лечишь, когда сама повисла на бедном раненом оборотне, как Тарзан на лиане?
— Ой! — Яна даже не слетела, а ссыпалась на землю. — Прости, совсем забыла…
Пресловутые «беси» выбрали именно этот момент, чтобы продолжить кошачий концерт. Рычанье, густое и низкое, тоскливый, рвущий душу плач — не то крик гусиной стаи, не то рыданья ребенка, не то волчий вой. Пронзительный, на грани ультразвука визг, точно дрель впивающийся в голову, тихий цокот множества коготков и крысиный писк, хохот, стоны, вопли ужаса, хруст костей и влажное чавканье… Я не знал и половины зверушек, чьи голоса сливались в ужасающую музыку сфер, но нисколечко о том не жалел.
Идио, значительно насупив светлые бровки, попытался что-то сказать, но из-за дикого шумового фона казалось, что он просто открывает рот. Тогда, досадливо качнув головой, оборотень подобрал кочергу, толкнул калитку и вошёл во двор. Яна с секирой наперевес последовала за ним. При этом сестрёнка так нежно стискивала ладонь Идио, что беднягу то и дело перекашивало, выкручивало и проспираливало.
Во дворе было темнее, чем на улице, свет луны с трудом пробивался сквозь густые, пышные кроны деревьев, росших возле дома, но тело, лежащее на земле у крыльца, я увидел сразу. То была молодая девушка с кудрявыми тёмными волосами. Мёртвая, я даже не сомневался — так вывернуть шею живой человек не смог бы при всём желании. Глаза, устремленные в небо, казались осколочками стекла, рот был открыт в немом крике. Разодранное на груди платье промокло от крови.
Лысая, похожая на череп, луна насмешливо оскалилась с неба. Бледнолицая бродяжка была заодно с мертвяком, и от неё тянуло сладковатым запахом тления и смерти.
Идио отпрянул назад так резко, что Яна едва успела ослабить хватку. А парень, даже не заметив, что чуть не остался без руки, по инерции сделал несколько шагов, упал на четвереньки, и его вырвало. Одно дело — читать о смерти, и совсем другое — сталкиваться с нею лицом к лицу… Сестрёнка, разом забыв про стресс и панику, присела рядом с девушкой, зачем-то пощупала шею и, покачав головой, закрыла ей глаза. Мне мучительно захотелось набить кому-нибудь морду или попрактиковаться в пыточных заклятьях. А ещё — пойти на кладбище, поднять мертвяка и распылить его. Нет, сначала отрезать ему все выступающие части тела, начиная с головы, а потом распылить. И кинуть 'Раненую душу', чтоб возмездие до цели доходило. До сердца, до печёнок, до всего его гнилого ливера!!!
Но мог я лишь подойти к мертвой девушке и взять её за руку.
— Так не должно было случиться, — в горле застрял противный скользкий ком, глаза невыносимо жгло, словно в них высыпали ведро песка. Я говорил, нисколько не заботясь о том, что меня услышат. Да и не могли — я сам едва себя слышал. — Не должно. Мы, rengwu nyort, тхартовы герои! Мы должны спасать, а не закрывать глаза мёртвым! Кто-то должен был сказать… научить… Болван ты, Саша, разве такому можно научиться?! Бестолковый… м-дя, а разговоры с самим собой — прямой путь к удлинению рукавов рубашки… Простите, девушка, я не волшебник, я только учусь… да и учусь не так чтоб очень, с «двойки» на «тройку» переползаю, и товарищи подсказывают. Объясните, что тут и с чем, пожалуйста, лапша уже на ушах не держится, и спать, если честно, хочется, а делать что-то надо… Вот танки для Янки, я бормочу, да? Простите, волнуюсь сильно, криминальная обстановка в вашем мире сами знаете какая. Моргана спит и видит, как бы нас пристукнуть, и теперь ещё мертвяк этот маячит тёмным пятном в дверном проёме. Но мертвяк мертвяком, а почему именно тебя, то есть, вас? И зачем ему эти вопли Видоплясова? Звуковое прикрытие или склонность к дешёвым спецэффектам? Хоть намекните, а? И мы этого м-м-м… этого п… натянем, как чехол на пианино. Надо будет — из-под земли достанем. Слово чародея.
Тишина обрушилась подобно каменной глыбе, заткнула уши пуховыми подушками. Но я даже не заметил её — вокруг левого запястья девушки медленно проступила широкая тёмная полоска. Сперва блёклая и расплывчатая, она постепенно становилась всё отчётливей и всё больше походила на витой браслет. Я осторожно пощупал запястье покойницы, но рисунок никуда не исчез.
— Что ты делаешь? — скептически спросила Яна, и я вздрогнул от неожиданности.
— Э-э-э… пульс проверяю?
— Во-первых, пульс надо проверять не на запястье, а на шее. А, во-вторых, что проверять, с такой-то дырой в груди…
— Она же м-мёртвая! — проблеял Идио, одной рукой утирая рот, а другой пытаясь содеять святое круговращение. — С-совсем м-мёртвая!
— Мы видим, — отрывисто сказала сестрёнка. 'А был ли стресс?' — гнусные подозрения меня охватили. — Без сердца и вампир не выживет. Давайте внесём её в дом.
— Зачем? — не понял я.
— Надо осмотреть тело, — терпеливо, как маленькому, разъяснила она.
