с топливом, которые, в свою очередь, будут использоваться для буксировки «Дедалов» к этой их орбитальной станции... – Панков простонал. – Модули какие-то! Космические отели! Буксировщики! – запричитал он и несчастным тоном спросил: – Вы что-нибудь здесь понимаете?
– Все понимаю, за исключением того, почему вы прилетели сюда из Брюсселя и читаете мне лекцию, – сорвалась Соня, уже потеряв всякое терпение. – Может быть, вы объясните, Григорий Михайлович, в чем все-таки дело?
– Дело? Да, дело. Так вот, дело в том, что «Красная Звезда» отказывается продавать им ракеты- носители «Энергия» и настаивает на продаже топлива прямо на орбите, что нам несравненно выгоднее, а европейцы отказываются от такой сделки, так как их станция будет зависеть в этом случае от цены на наше топливо, так сказать, франко-борт на низкой околоземной орбите...
– Суть дела, Григорий Михайлович, ради Бога, суть!
– Да, хорошо, я понимаю. После, как мне было сказано, крайне тяжелых переговоров «Красная Звезда» выбила из Объединенной Европы компромиссное решение. Мы продаем им космоградовские модули и ракеты «Энергия», а прибыль используем на приобретение сорока девяти процентов акций транснационального Консорциума, который будет производить «Дедалы». Отличная сделка для «Красной Звезды», не правда ли?
– Замечательная! Гениальная! Бесподобная! Но какое это имеет отношение ко мне?
– Я как раз к этому и подбираюсь, – сказал Панков уже спокойнее и увереннее, от чего Соне не стало легче. – Видите ли, краеугольной проблемой здесь остаются эти самые орбитальные буксировщики, без которых ЕКА не может выводить космопланы к станции и построить саму станцию. У ЕКА нет необходимой технологии, нет ее и у нас, хотя, мне говорили, наши военные хотели бы ее заполучить, а без буксировщиков весь этот проект – дохлое дело. Сотни миллиардов рублей, как я понял...
– А американцы знают, как их строить, они разрабатывали «космические сани»... – закончила его мысль Соня. – Так вот почему ЕКА тратит кучу денег, чтобы заполучить Джерри!
Панков облегченно вздохнул, словно сбросил с плеч тяжелую ношу, и просиял – не будь эта улыбка на лице такого противного, скользкого человечка, ее можно было бы назвать ослепительной.
– Вот именно, Соня Ивановна, именно. Слава Богу, до вас дошло! – воскликнул он.
– Что дошло? – спросила Соня, на сей раз ей не удалось разыграть недоумение: она уже догадывалась, в чем дело.
– Теперь вы понимаете, почему мы намерены продлить ваш отпуск с сохранением оплаты?
– И на какой же срок? – Она знала ответ, но из мелкой мстительности решила заставить начальника попотеть.
– Я в самом деле должен объяснять это? – расстроенным тоном спросил Панков, не зная, куда деть руки.
Соня смотрела на него, делая вид, что ничего не понимает.
– Видите ли, Соня Ивановна, не я все это придумал, – занудил Панков. – Сделать вам это предложение меня уполномочил Сергей Даколов. Он получил информацию от своего руководства, которому, в свою очередь, ее передали из правления «Красной Звезды» в Москве: в высшем партийном руководстве считают... э-э-э... целесообразным, чтобы вы продолжали э-э-э... отношения с этим Джерри Ридом до тех пор, пока он не переметнется, и сделали все, что... э-э-э... в ваших силах, чтобы убедить его в необходимости такого шага.
– Что значит «переметнется»? Кто сказал, что это необходимо? И – к кому? Насколько я понимаю, речь шла только о его работе на ЕКА.
Покончив наконец с неприятным поручением начальства, Григорий Михайлович Панков воспрянул духом и стал самим собой, то есть опытным бюрократом.
– Нет, не только, – произнес он важным начальственным тоном. – ЕКА, без сомнения, сделает ему общеевропейский паспорт. По сути дела, они хотят, чтобы он помог им разработать их собственную версию ключевого звена «Космокрепости Америка». Американцы же сделают все возможное, чтобы воспрепятствовать этому, – за исключением прямого нарушения французских законов. Если он подпишет контракт с ЕКА, они наверняка не позволят ему оставаться в Европе с американским паспортом.
– Если подпишет...
Панков взглянул на Соню и совершенно официальным тоном произнес:
– Вы обязаны сделать так, чтобы Джерри Рид согласился работать на ЕКА. Это ваш долг – лояльной сотрудницы «Красной Звезды» и патриотки, которую, добавлю, страна одарила неограниченной визой для Западной Европы.
– А если я откажусь играть в ваши гнусные игры?
Григорий Михайлович Панков пожал плечами.
– Если вы откажетесь выполнить пожелание высшего партийного руководства, что ж... Лагерь вам, конечно, не грозит, но у «Красной Звезды» найдется вакантное место секретаря-машинистки во Владивостоке.
На сей раз Джерри долго не мариновали. Минут через пять после того, как ушел Колдуотер, в кабинет влетел Эл Баркер. Дверью он не то чтобы хлопнул, но закрыл ее резко, с этаким властным стуком.
Баркер оказался среднего роста чернокожим с крепкой фигурой, в отменного покроя темно-зеленом костюме, который на нем почему-то производил впечатление военной формы. Высокие скулы, коротко стриженные волосы с сединой, жесткий холодный взгляд, в котором чувствовалась привычка командовать. Не представившись, он быстро прошел к столу, сел, прямой как шомпол, во вращающееся кресло Колдуотера, положил локти на стол и, смерив Джерри взглядом, сразу приступил к делу.
– Я буду с вами откровенен, Рид, – заговорил он жестким безапелляционным тоном. – Вы вели себя как кретин и теперь по уши сидите в дерьме. В вашем распоряжении интеллектуальная собственность, а именно секретные материалы, касающиеся разработки «Космокрепости Америка», и можете не сомневаться, у идиота, который выпустил вас с общеевропейской визой, не появится возможность сделать такую глупость второй раз. – Баркер сцепил пальцы, выпятил губы и уставился на Джерри с плохо скрываемым
