Собравшиеся вокруг Зарубы атаманы и сотники выразили общее мнение устами Тунгатара, который был, как всегда, немногословен:
- Твоя башка сылна умный, За-ру-ба! Давай думай свой башка, как ешо нам татара побивать. Людишка нашия выся готовий на бытва! Давай, веди, атаман!
Но Заруба не спешил принимать решение. Он усиленно думал о том, как поведет себя далее Саип-Гирей. И чем больше думал, тем больше склонялся к мысли, что хан не пойдет ни сейчас, ни позже на открытое столкновение. Понеся тяжелые потери, каких не было у него за все время похода, и не зная численный состав казачьих сил, а то что их значительно больше пятиста человек, ему теперь уже ясно, вряд ли он решится еще раз попытать военного счастья. Потому что, следующая попытка унесет жизни еще не одной тысячи его наянов.
Вместе с тем, шанс нанести ханскому войску еще больший урон был, и Гнат отошел в сторонку, чтобы тщательно все обдумать и взвесить…
ГЛАВА 49
Саип-Гирей действительно пребывал в растерянности. Он лишился поддержки своего верного советника Джанибека, потерял лучших, отборных наянов Адиль-Солтана, да и сам тысячный выказал немой укор хану – свел счеты с жизнью. Из трех тысяч воинов, которых увел с собой Манаша, вернулся только тысячный Сологой с двумя дюжинами наянов. На Сологоя страшно было смотреть – косой удар казачьей сабли разрубил ему щеку от виска до подбородка, разорвав рот и выкрошив десяток зубок. Тысячные Исхак и Камбар погибли оба, а с ними пали на поле брани и более тысячи наянов.
Было совершенно ясно теперь, что разведчики Курмая видели только часть казачьих сил, и на самом деле их, конечно, не пятьсот человек, а, по меньшей мере, пять тысяч. Причем, не менее половины из них вооружены огненным боем. Иначе нельзя было объяснить столь огромные потери ханского войска.
Саип-Гирей подумал, что нужно будет обязательно попросить у турецкого султана ружей и пороха, потому что воевать саблями и стрелами против пушек и ружей, становится с каждым походом все трудней.
Смеркалось, а хан все никак не мог решить, как ему поступить дальше – биться с казаками или идти на Крым, где его родственники уже делили власть и ханский престол.
Помог принять решение гонец, насквозь пропыленный и полумертвый от усталости, которого прислал дядя Саип-Гирея – казанский хан Енадей. Он писал, что и в Казани началась борьба за власть, которую разжег ставленник Крыма Сафа-Гирей, подпитываемый в своей злобе и ненависти братом Саип- Гирея Турумкаем. Что Сафа-Гирей и Турумкай готовы на все, чтобы захватить власть. И если Саип-Гирей не поторопится вернуться в Крым, будет поздно, и власть захватит Турумкай, у которого уже сейчас более десяти тысяч войска, преданного ему.
Хан еще раз внимательно перечитал пайзу Енадея, и принял решение. Он немедленно собрал тысячных и сотников и приказал готовиться в поход.
- День завтрашний отведем подготовке, - сказал он. – Идти нужно быстро, поэтому стадо порезать, а мясо высушим в пути. Раненных, которые не в состоянии сесть на коня, оставим. Их долечат казаки – они не воюют с больными и раненными. Первый переход – до Черных земель. Там у калмыков запасемся водой и отдохнем. Следующий большой переход – до Крыма. Идти нам - тысячу верст и пройти их надо не более, чем за 7-8 дней. Даже, если мы запалим заводных лошадей…
Хан приказал выставить усиленные посты и всему войску велел отдыхать перед длительным переходом.
Саип-Гирей не думал - не гадал, что отдыхать его войску не придется, а придется уходить, сломя голову, в ночную тьму, бросив и обоз, и так необходимое для пропитания войска стадо, не успев наполнить водой из ручья курдюки.
ГЛАВА 50
Заруба созвал малый Круг уже в сумерках. И был он очень коротким…
Оглядев внимательным взором атаманов и сотников, Заруба спросил:
- Достанет ли сил у нас сейчас же, без отдыха атаковать лагерь татар? Как только взойдет луна?
Ивашко Черкас снял шапку и, разлохматив волосы, грохнул ею о землю:
- Я знал, Гнат, что ты выдумаешь что-то забубенное, но чтобы такое… Ну, раз ты думаешь, что эта твоя задума сработает, то давай, командуй!
- За-ру-ба, - сказал Тунгатар, - моя понимала, шта ты хочишь делала. Моя людишка запалит юнмай на найза и будеть бросала на татара стан. Татара будеть страх бояться, вися гореть будеть, бегала туда-сюда будеть. Лошад его тож огон пугала. Лошад степ бежала, а казак-орда пищиль стрилала, татар била. Ай, карошь придумала, За-ру-ба!
- Тунгатар, - голос Гната звучал твердо и уверенно, - готовьте копья, времени и пакли для факелов у вас достаточно.
А ты, Ивашко, готовь своих пластунов. Им нужно будет вырезать все татарские заставы на подходах к лагерю. Мы должны подойти к стану Саипки-хана совершенно бесшумно и атаку начать одновременно с трех сторон, потому что с тылу его подпирает Волга-матушка. Ему некуда идти.
Начинают воины Тунгатара. И как только в стане начнутся пожары, и он осветится огнем, в дело вступают стрелки. Отстреляв по три заряда, больше заряжаться времени не будет, они отходят и пропускают конницу. Ну, а конница вихрем проносится по стану, и наносит такой урон, какой сможет. Если татары побегут, преследуем не более версты. Если все же смогут собраться в кучу и организовать сопротивление, уходим сразу же. Биться с ними при их превосходстве в живой силе, для нас губительно.
Если всем все понятно, идите, братья-казаки, и готовьте людей к ночной вылазке.
ГЛАВА 51
Саип-Гирей лежал на подушках в раскинутом посреди стана шелковом шатре и не мог уснуть. Какие-то тревожные предчувствия терзали его с того момента, как исчез бесследно его верный советник Джанибек. И они не были вызваны захватом ханского трона его родным братом Турумкаем – Саип-Гирей не сомневался, что, вернув войско в Крым, он без особых усилий вернет себе престол.Тревога исходила из этой душной летней ночи, из криков цикад, из потрескиванья поленьев в костре, около которого сидели его телохранители, из шума ветра в зеленой роще.
Саип-Гирей тяжело поднялся с подушек и, откинув полог шатра, вышел в липкую духоту ночи. Он был в широких шароварах и белой шелковой сорочке, расшитой по вороту и обшлагам рукавов золотой нитью. Ноги он сунул в старые, разношенные сафьяновые бабуши с круто загнутыми носами.
Его тут же окружили телохранители, но хан отослал их повелительным жестом. Он долго смотрел в густо усыпанное звездами южное небо, стараясь увидеть там какой-либо знак, о которых ему
