- Отвяжитесь, - сказал он, - буду я тут с вами дискуссии вести. Ремни отвяжите, тогда поговорим. И пить дайте. И одеяло.
Интересно, почему он все еще обращается к тетке на 'вы'? Из внушенного, как она объясняла, в Дейтросе комплекса почтения к старшим?
Кара умерла, сказала тетка... Каре, можно сказать, повезло. У нее остались четверо детей, но все равно -- повезло.
- Убейте меня, - сказал он равнодушно, - за вину перед вашим государством. Я же виноват, правда? Я враг. Неужели вы рассчитываете, что я буду убивать своих? Что я предам Дейтрос?
- Это нелепо, - мягко сказала тетка, - мы ведь не в игры играем, дорогой. Это реальная жизнь. Дейтрос! Ты должен осознать, что дейтрины уже много лет мучаются и страдают сами из-за этой идеологии. Ты должен помочь нам освободить остальных, раз уж тебя так беспокоит их судьба. Предательство, верность, клятвы... все это слова. Да, кстати, поговори на эту тему с Тиллом, он как раз здесь...
Прошло какое-то время, Эрмин пытался заснуть, но охранник бил его по щекам, отчего тело дергалось, и ребра вспыхивали новой болью. Но все же теперь лучше, утешал он себя. Болит уже меньше. Теперь синяки заживают. Правда -- что будет дальше? Тетка говорила о переводе в другой корпус. Говорила, что есть методы воздействия, которые не в состоянии выдержать ни один человек. Чепуха. Эрмин слышал про Кельмина иль Таэра, который, рассказывают, выдержал все эти их операции и был спасен из плена. И говорят, многие умирают, но не сдаются. Значит, выдержать в принципе как-то можно. В принципе. Только не тогда, когда это касается тебя самого. Эрмин знал про себя, что никакой особенной силы воли у него нет. Даже эта незначительная вроде боль -- и то уже кажется запредельной. Кажется, так тяжело терпеть... А если она усилится в десять раз... да хоть в два...
Послышался шорох открываемой двери. Эрмин скосил глаза и повернул голову, насколько позволял ремень на шее. Сморщился, как от кислого, и в лобную кость ударила новая волна боли.
Эта проклятая сволочь... как его... Тилл. В люминисцентном освещении лицо дейтрина казалось очень бледным. И рядом -- лицо психологини, умело наложенный макияж.
- Привет, Эрмин, - произнес предатель. Юноша дернулся.
- Объясните, Тилл -- ведь вот у вас тоже были такие идеи, нельзя предавать своих. Вы же были хорошим, правильным гэйном. Патриотом. Но впоследствии изменили свою точку зрения.
- Я считаю, что патриотизм заключается в том, чтобы приносить пользу своим соотечественникам, - с умным видом пояснил предатель, - дейтрины страдают от антидемократического правительства, религиозного фундаментализма, и наибольшая польза, которую им можно принести -- освободить их... Дарайя -- свободное, демократическое государство, высокий уровень потребления для всех, гуманизм.
Эрмин едва сдерживался, чтобы не застонать.
- Вы все время балаболите про гуманизм, - он не смотрел на предателя, обращаясь исключительно к Илейн, - а что вы делаете со мной? Это -- ваш гуманизм? И еще этим вашим... другим корпусом стращаете...
- Не спорю, тебе нелегко приходится. Но Эрмин, разве тебе когда-нибудь было легко? В Дейтросе тебя не мучили всю жизнь? В квенсене? Тебя никогда не били, не угрожали, не сажали под арест? Ты не знал холода, недоедания? Ты вообще -- хорошо жил в Дейтросе?
Гэйн молчал. В глазах что-то мелькало. Какие-то воспоминания. Психолог, вероятно, попала в яблочко.
- Путь к высшему часто проходит через страдания, через преодоление себя, - тихо сказал Тилл. Как-то очень просто сказал, хорошо. Хотя и сволочь...
- Да, я не спорю, для того, чтобы переубедить тебя, мы применяем не совсем гуманные методы, - подхватила Илейн, - но к сожалению, твоя сложившаяся психическая структура уже не может быть перестроена мягкими способами.
- Вы ее и жесткими не перестроите, - буркнул Эрмин. Почему-то присутствие Тилла вызывало желание бороться и ненавидеть.
- Ты стал слишком самоуверенным, - констатировала Илейн. И сделала какой-то знак охраннику. Тот приблизился к пленному и стал просовывать под ремни маленькие проводочки. Эрмин сжал зубы. С ним это уже делали. Это так -- мелочи, объясняла Илейн. Простая демонстрация. Она запустила прибор. Эрмина мгновенно скрутила
