вовремя.
— Что ж, идите, господин Моори, — кивнул Фаринтар. — Я подожду.
Моори вернулся в гостиную, где его с нетерпением ожидал Аскер.
— Знаешь, Лио, что это за измена? — выпалил он с порога. — Они, похоже, обыскали тело Дервиалиса и обнаружили там вот это.
Моори протянул Аскеру чистый лист с королевской подписью.
— А, старый знакомый, — улыбнулся Аскер. — А что Фаринтар? Он ведет себя так, как будто не знает, что я умер.
— Ну, этого уж я не знаю, Лио, — развел руками Моори. — Думаю, что они наконец оценили тебя по достоинству. Но Фаринтар, чтобы не попасть впросак, оговорился, что в случае твоей смерти ему будет достаточно и твоего тела.
— Ишь, чего захотел! — хмыкнул Аскер. — Впрочем, что с него возьмешь: раб приказа… Ах, ну как обидно: я наделал столько этих бумажек и даже ни разу не воспользовался ими, а теперь меня обвиняют в государственной измене! Даже смыться не дали! Разве это справедливо, Эрл?
— Несправедливо. Я, пожалуй, пойду скажу Фаринтару, что твое тело загадочным образом исчезло, а ты спрячешься в подвале, и тогда пускай ищут.
— Какой позор! — закатил глаза Аскер. — В собственном доме спасителю отечества нет покоя! Нет, это не годится. А знаешь что, Эрл?..
Аскер уставился невидящим взглядом на лист с подписью.
— Что, Лио?
— А ведь мое спокойствие у меня в руках… Дай-ка мне перо и чернила… «
Дворецкий тотчас появился на пороге.
— Фейриан, возьмите это письмо, — сказал Аскер, — пристройте его на спину гаэру и отнесите господину Фаринтару. Скажете ему, что это только что прилетело.
— Лио, ты в самом деле рассчитываешь, что он отправится на запад? — пробормотал Моори. — Это настолько неправдоподобно, что он просто не поверит!
— Поверит, — отмахнулся Аскер. — Помни, что он — раб приказа, а тут, внизу, стоит королевская подпись, и неважно, каким образом она туда попала.
Аскер подошел к окну, встал за шторой и выглянул во двор. Спустя каких-нибудь две минуты он удовлетворенно кивнул и отошел от окна.
— Они уже выступили, — сказал он. — У Фаринтара было такое лицо, как будто его лишили одного наследства, но взамен дали другое. Ничего, погода сейчас хорошая, и прогулка пойдет им только на пользу.
Моори не выдержал и подошел к окну. Хвост колонны стражников как раз заворачивал за угол улицы.
— В самом деле, ушли… — пробормотал он. — Невероятно… Ну и ладно. Раз ты уезжаешь, Лио, то нам надо решить кое-какие вопросы. Что касается финансов… Если бы ты уезжал хотя бы через неделю, то мы могли бы превратить твое имущество в деньги и закопать где-нибудь в укромном месте до твоего возвращения, а так — кому это все достанется?
Аскер недоуменно посмотрел на Моори.
— Тебе, конечно! Ты же знаешь, что мне все это не нужно и что из всего добра я питаю некоторую слабость только к драгоценностям, — ну так я и возьму их с собой. А ты будешь жить в Гадеране, Эрл. Если тебе не нравится жить в нем в качестве хозяина — что ж, будешь жить на правах хранителя, дожидаясь меня из долгих странствий. Богатство еще никому не мешало, потому что от него всегда можно избавиться.
— Легко сказать — избавиться! Может, у меня рука не поднимется продать Гадеран!
— Жизнь заставит — поднимется. В общем, я беру с собой только свои самые любимые побрякушки, немного денег и призму от Стиалора, а так — пожалуй, больше ничего.
— Лио, но ты же — первый советник Эстореи!
— Подумаешь! Как назначили, так и снимут. Теперь я просто путешественник.
— Хорошо. Значит, финансовый вопрос решен. А вот что касается остального… Лио…
— Что, Эрл?
— Можно, я буду с тобой откровенным?
— Да, конечно.
— Мы с тобой знаем друг друга всего семь месяцев, но за это время наши судьбы так срослись… Когда ты умер… прости, я понимаю, что теперь это звучит нелепо… я понял, что без тебя в моей жизни образовалась пустота, которую ничто не в состоянии заполнить. И вот теперь ты уходишь… Мне будет тяжело без тебя.
Аскер подошел к Моори и положил руки ему на плечи.
— Я знаю, как ты ко мне привязан, Эрл, — сказал он. — Нам обоим повезло: мы были настоящими, бескорыстными друзьями и всегда ими останемся. Мне тоже нелегко уезжать, но я не могу иначе. Надо уметь проигрывать… хотя кто знает, проигрыш ли это?
— Я могу надеяться, что ты когда-нибудь вернешься, Лио?
— Несомненно, Эрл. Я вернусь, — когда, не знаю, но обязательно вернусь. Возможно, я стану совсем другим — настолько другим, что ты меня сначала даже и не узнаешь, но какое это имеет значение?
На глаза Моори набежали слезы. Он вытер их своим огромным кулаком и сконфуженно посмотрел на Аскера.
— Счастливец, — сказал Аскер. — А я плакал только один раз, да и то нарочно.
Моори невольно улыбнулся.
— Что ж, Лио, я пойду, — сказал он. — Думаю, ты завтра встанешь ни свет, ни заря, так что выспись хорошенько перед дорогой.
— На этот счет можешь не беспокоиться, Эрл, — улыбнулся Аскер. — Я не засну до тех пор, пока не промедитирую положенные три часа и еще сверх того. Без этого я не уеду.
Моори взялся за ручку дверей, но, прежде чем открыть их, сказал:
— Я буду ждать тебя, Лио. И дождусь.
Затем он повернулся и вышел из гостиной. Аскер успел заметить, что он вытирает катящиеся по лицу слезы.
«Вот он точно никогда не забудет, какого я был роста и были ли у меня рога, — подумал Аскер. — Я жесток: мне нельзя так сильно привязывать к себе авринов. Моя жизнь — дорога, и те, кто остался позади, не виноваты в том, что не могут следовать за мной».
Дни вендвине коротки, а утра серы и бесцветны; солнце встает поздно и, встав, долго висит над самым горизонтом, раздумывая, не закатиться ли ему обратно за край земли.
Аскер встал за два часа до рассвета, надел свой старый хофтар — тот самый, в котором он шесть месяцев назад приехал в Паорелу, захватил собранную с вечера сумку с вещами, пристегнул к чеканному поясу саблю и вышел из своей спальни. Бесшумно прокравшись по спящему дому, он заглянул в гардеробную и взял там роскошную шубу из меха хабетов — в подарок Кено, который наверняка мерз в своей хижине холодными зимними ночами. Перекинув ее через плечо, Аскер вышел из дома и направился в загон. Он оставил снаружи вещи, открыл своим ключом двери, вывел Сельфэра из стойла и оседлал его простым кожаным седлом. Выйдя во двор, он приторочил сумку к седлу, перекинул шубу через круп берке, сел в седло и, объехав двор кругом и в последний раз посмотрев на окна Гадерана, серевшие во тьме, выехал за ворота.
Паорела была окутана предутренними сумерками. Ни в одном окне не горел свет, на улицах не было видно ни одной живой души: город спал, погруженный в ленивую дремоту. Аскер проехал по безмолвным улицам, миновал крепостную стену, пересек восточное предместье и выехал на городскую заставу.
