кинжалом, тихо, как сама смерть, нанося коварные быстрые удары в сердце, в горло, разрывая грубую ткань. Но это была всего лишь тренировка – пройдет несколько дней, и зал сменится маленькими или большими комнатами в домах, а места грубых кукол займут живые люди. Но так же быстро будет скользить кинжал, легко разрезая кожу, проникая к сердцу – и останавливая его неумолимым ударом. Это – Карат! Кара, несущая только смерть и ничего больше.
Наблюдая за быстрыми, ловкими движениями убийцы, Леот и не заметил, как мало-помалу она приблизилась вплотную к нему. То одна, то другая кукла падали с перерезанным «горлом» или вспоротой «грудью», а тень скользила дальше. Мгновение – и сталь кинжала сверкнула над самим Высшим магом…
Время привычно замедлилось. Маг грустно улыбнулся, порадовавшись, что защитное заклинание сработало безотказно, и перехватил запястье женщины, выбивая нож.
– Не стоило этого делать.
Тихий голос вернул Карат на землю. Она вздрогнула, вырываясь из захвата.
– Не стоит.
– Извини, – она отвернулась. – Отпусти меня.
– Больше не будешь пытаться меня убить? – поинтересовался он.
– Я и сейчас не пыталась, – она подняла кинжал. – Когда я тренируюсь – никого и никогда не должно быть рядом. Если же кто-то появляется… то вот так.
– Жестоко.
– Надо. Иначе бы меня давно не было на этом свете.
– Я догадываюсь. И зачем ты устроила здесь полигон? – Леот снова посмотрел на искалеченных кукол.
– Он ответит за моих детей.
Маг не стал спрашивать кто, обняв ее, такую родную и дорогую ему.
– Не надо, Сарина. Не надо.
– Теперь – надо. Я убивала по приказу, виновных и невиновных, просто мешающих и действительно опасных. Но не для себя. Все делала по приказу. А сейчас я буду мстить за моих детей. И не стоит отговаривать, наверное, это и есть дело всей жизни. Убить Высшего Жоффера.
– Тебя не подпустят к нему.
– Я – Карат. Я сама прихожу к своим жертвам.
Глаза женщины излучали спокойствие. Но это было спокойствие смерти – лишь подобное сравнение пришло на ум магу. Действительно, только у нее могут быть такие глаза, без капли жалости, сострадания, и лицо, словно высеченное из камня, на котором не отражается ничего. В этом теле безупречной машины- убийцы не было Сарины. Осталась только Карат.
И она собиралась на охоту. Может быть, последнюю.
Охраняли их хорошо.
В том смысле, что грамотно. Ничего хорошего для группы в этом конечно же не было. За время заточения они даже ни разу не видели ни одного из своих тюремщиков. Как и похитителей. Они не знали, что случилось с перевозившей их шхуной – просто уснули в своих каютах, а пришли в себя уже здесь. В странных, безупречно обставленных комнатах без единого окна. Источником света здесь служили фиалы со странной водой, а пища появлялась на столах словно сама собой. Никакой вентиляции обнаружить не удалось, и даже ночные горшки самостоятельно поддерживали свою стерильность. Стены не поддавались воздействию никаких подручных инструментов, даже с приложением драконьей силы. Все оружие и снаряжение полевых агентов оставалось при них, только больше не работало – даже простые механические часы темпларского производства, которые Закат носил на руке, принципиально отказывались идти, хотя вскрыв их, никаких поломок Ант найти так и не сумел. Просто пружина отказывалась передавать механическое усилие, как будто разом потеряла всю упругость.
– Кто-то потратил уйму времени и магических сил, чтобы лишить нас малейшей возможности побега, – подытожил Даот. – Удивительно, что нас всех содержат вместе. При таком захвате пленников в первую очередь разделяют. Пусть эльфы иногда бывают странными или кажутся таковыми, они редко действуют себе во вред.
– Так «кто-то», или все же эльфы? – уточнила скрупулезная Сима.
– Кто-то из эльфов, – без колебаний ответил старший дракон. – Если бы нас взяли криэйторы, то уже начали бы пытать. Они просто не умеют иначе… да и не видят смысла отказывать себе в подобном удовольствии. Здоровью жертвы их опыты не вредят, если палач специально не захочет покалечить. А о дипломатических отношениях и говорить смешно…
– А как насчет человеческих магов?
– Маги, не исключая и Высших, трусливы, но любопытны. Они бы забрали наши вещи и оружие для опытов или уничтожили их из предосторожности. Оставить снаряжение при нас, но заблокировать – это чисто эльфийское высокомерие.
– Думаешь, нас подслушивают?
– Не думаю, уверен. Но это не имеет особого значения. Перед тем как позволить проснуться, нас изучили с головы до ног, можете не сомневаться. Каждую клеточку прощупали и память считали. Так что сейчас похитители знают о нас едва ли не больше, чем мы сами.
– Я не знал, что они так могут, – нахмурился Закат. – О чем еще нас не предупредили?
– Остроухие редко берут пленников и еще реже их отпускают. Процедура чтения обходится недешево, даже их искусникам. Но если уж они потратились на обустройство такой камеры, то все остальное прилагается.
– Я бы не стал до такой степени полагаться на умозаключения. Это могут быть люди, криэйторы или драконы, которые намеренно подделываются под эльфийский стиль работы. На случай, если мы отсюда выберемся.
– Выберемся? – Даот мрачно усмехнулся, но правила игры, предложенные командиром, принял. – От эльфов самостоятельно не уходят, наемник. Они умеют хранить свои секреты. Если же кого-то отпускают, то лишь в случае, когда это идет во вред его народу. Будь я один – уже принял бы яд, чтобы сорвать их планы, но вас не могу оставить.
Закат чуть слышно заскрипел зубами – подобная пораженческая философия ему совсем не нравилась. Но приструнить Даота он не мог, это нарушило бы маскировку. Не проводнику указывать нанимателям. Определенно не мешало бы разорвать того, кто формировал группу.
– Насколько толстыми здесь могут быть стены?
– Не очень толстые. Полметра от силы. Эльфы не используют в архитектуре массивных конструкций, и под землю забираться им тоже не придет в голову. Но что касается прочности… эта постройка выдержит небольшой атомный взрыв или прямой таран грузового самолета.
Подтекст был ясен. Плазменный выдох или удар тела дракона выдержит тоже. Закат тихо рыкнул себе под нос и ушел в угол. Для его драконьей сущности легче было умереть в бою, чем смириться с пленом. Но длительная дрессировка не прошла даром – рефлексы разведчика, вбитые на сознательном и подсознательном уровнях, требовали затаиться, изучать обстановку и ждать подходящего момента для удара. Что он и сделал.
Будучи коронованной особой, Лан-Гор всю жизнь пользовался юридической неприкосновенностью, физическую реализацию которой обеспечивали в раннем детстве стражи, а позднее – его магическое умение. Поэтому он никогда не знал настоящей боли… до сегодняшнего дня. Даже в эльфийской школе, где человек по определению был существом второго сорта, наставники успешно обходились без телесных наказаний. У них были более тонкие приемы. А от болевого отката заклинаний, знакомого любому магу, спасала низкая выносливость – как только напряжение превышало определенный порог, волшебник просто отключался.
Он полагал, что теоретические знания в определенной степени заменяют личный опыт. В конце концов, за его спиной было неплохое, по меркам Воины, медицинское образование и немало случаев наблюдения за работой королевского палача. Один раз даже пришлось лично допрашивать убийцу, подосланного мятежным дворянином, – тот бы просто не дожил до пыточной. И тогда монарх показал совсем неплохую хватку, что оценили все присутствующие.
