недостатку средств для уплаты судовладельцу, лично ему известному и живущему только перевозкой эмигрантов. Выслушав его, Пальмеро стал расспрашивать его подробно. Кордова давал такие ответы, что Пальмеро, наконец, открылся ему, что он и четверо его друзей тоже намерены бежать, но, к несчастью, не знают ни одного судовладельца, которому могли бы довериться. Тогда Кордова предложил им свои услуги, уверив его, что поможет ему и его друзьям эмигрировать вместе с ним, если они дадут ему восемь тысяч пиастров, с помощью которых он мог бы устроиться в Монтевидео. Пальмеро обещал дать Кордове просимую сумму, и торг был заключен. Уверив Пальмеро и его гнусных сообщников, что ему очень много нужно хлопотать по принятию различных мер предосторожности, Кордова протянул несколько дней и назначил отъезд на четвертое мая в одиннадцать часов вечера. Этого же числа, в шесть часов вечера, он должен побывать у Пальмеро, чтобы узнать, в каком доме или месте соберутся желающие эмигрировать.
Вышеизложенное объявлено Хуаном Кордовой, во исполнение своих обязанностей верного защитника священного дела федерации, начальнику полиции для донесения его превосходительству, светлейшему реставрадору законов. При этом Хуан Кордова присовокупил, что во всем этом деле он в точности следовал указаниям дона Хуанчито Розаса, сына его превосходительства.
Что и подписано им, Хуаном Кордовой, 3 числа мая 1840 года.
Xуан Кордова».
Окончив чтение, Викторика, сложил бумагу.
— В силу этого объяснения, — сказал он, — я и получил вечером второго же мая от вашего превосходительства приказание передать Кордове, чтобы он вошел в соглашение с комендантом Куитино.
— Когда вы после того видели Кордову? — спросил Розас.
— Сегодня в восемь часов утра.
— Он не говорил вам, что знает имена спутников Пальмеро?
— Утром еще они не были ему известны.
— Ничего особенного не произошло вечером, во время поимки гнусных унитариев?
— Кажется, одному из них удалось бежать, если верить тому, что говорили люди, провожавшие тележку.
— Да, сеньор, один из унитариев, действительно, убежал, и вам следует найти его, — строго сказал Розас.
— Приложу все старания, ваше превосходительство.
— Да, сеньор, постарайтесь...
— Раз правительство наложило руку на унитария, он не должен иметь повода говорить, что эта рука не в силах удержать то, что схватила. В этих случаях число людей ровно ничего не значит; один человек, издевающийся над моим правительством, делает ему столько же зла, сколько могли бы нанести вреда двести... даже тысяча.
— Ваше превосходительство совершенно правы.
— Знаю, что я прав, в особенности после полученного мной сообщения, что один из унитариев успел скрыться, уложив на месте несколько человек из команды Куитино и, что всего хуже, получив от кого-то помощь и поддержку. Подобный случай не должен повториться; я не желаю и не допускаю этого, слышите, сеньор Викторика?.. Знаете ли вы, почему наша страна постоянно была подвержена анархии? Потому, что как только первому попавшему глупому молокососу приходила фантазия отличиться, он вытаскивал шпагу и шел против правительства. Горе вам, горе всем федералам, если я допущу, чтобы унитарии осмеливались противиться вам, когда вы исполняете мои распоряжения!
— Такой казус случился только раз, — заметил дон Бернардо, отлично понявший верность рассуждений Розаса и всю важность случившейся в тот вечер неудачи, являвшейся афронтом для правительства.
— Такой казус случился только раз! — насмешливо повторил диктатор. — В том-то и дело, что это еще небывалый случай, поэтому и нужно обращать на него особенное внимание! Прошу вас и всех моих друзей твердо помнить, что право нововведений я безусловно сохраняю только за собой... Если пропустить безнаказанно этот небывалый казус без внимания, он будет повторяться и скоро сделается обычным явлением.
— Кордова, наверное, знает имя убежавшего...
— Может быть, знает, а может быть и нет.
— Я сейчас же прикажу разыскать его и привести к себе.
— Не трудитесь: я уже послал к нему другого.
— Слушаю, ваше превосходительство.
— Да, и этому другому поручено расспросить Кордову. Утром я сообщу вам, знает он или нет имя беглеца, которого я нахожу нужным разыскать во что бы то ни стало. Надеюсь, и вы примете соответствующие меры.
— Немедленно же приму, ваше превосходительство.
— А что вы сделаете, если Кордова не знает его имени?
— Прикажу комиссарам и главным агентам тайной полиции направить всех своих подчиненных на поиски человека, который...
— Искать булавку в стоге сена! — полусаркастически, полупрезрительно произнес Розас.
Бедный Викторика, воображавший, что ни весть как умно придумал, сидел точно ошпаренный.
— Понимаете ли вы, что значит разыскивать в Буэнос-Айресе унитария с помощью агентов полиции, т. е. обыкновенным способом, каким разыскивают мелких воришек и жуликов?.. Знаете ли вы, сколько вообще унитариев в Буэнос-Айресе?
— Должно быть...
— Столько, что их хватило бы, чтобы повесить вас и всех федералов, если бы я не бодрствовал над вами и не исполнял, между прочим, и обязанностей начальника полиции!
— Превосходительнейший сеньор, я делаю все, что только в силах, для вашего спокойствия...
— Может быть, вы и делаете все, что в ваших силах, но не все, что нужно. Вы, вот, хотите искать унитария по всему городу, т. е., действительно, как булавку в копне сена, а между тем вам можно прямо пойти и схватить его без всяких розысков, потому что если вы еще не знаете его имени, то имеете полную возможность сейчас же узнать его.
— Я имею?!— воскликнул Викторика, все более и более смущаясь и делая над собой нечеловеческие усилия сохранить хладнокровие.
— Да, именно вы, сеньор.
— Право, ваше превосходительство, я не могу понять...
— Потому-то я и жалуюсь, что должен работать и за вас!.. От кого узнал Кордова о плане бегства гнусного унитария Пальмеро?
— От служанки.
— У кого в доме находится эта служанка?
— По словам доноса, в доме Пальмеро.
— В доме гнусного унитария Пальмеро, сеньор Викторика!
— Так точно, ваше превосходительство. Прошу извинения.
— С кем готовился эмигрировать человек, о котором идет речь?
— С гнусным унитарием Пальмеро и прочими его сообщниками.
— Что же, по-вашему, этот Пальмеро бегал по улицам с целью вербовать гнусных сообщников для побега?
— Нет, ваше превосходительство, этого я не предполагаю.
— Так, стало быть, все его сообщники были его друзьями?
— Да, по всей вероятности, так, — ответил дон Бернардо, начиная, наконец, понимать, куда метит Розас.
— А раз они были с ним дружны, то, конечно, бывали у него? — продолжал диктатор.
— Без всякого сомнения, ваше превосходительство.
