Силин растолкал товарищей и выскочил вперед.
– Людей с места согнать нельзя! Нынче – воля!
Телятев посмотрел на него пристальным взором.
– Баня у вас запирается? – спросил становой у Барабанова.
Тот кивнул головой.
Телятев подозвал полицейского.
– Кто будет противоречить, надо посадить в баню, а потом отправим в тюрьму.
– Как же так?.. – пробормотал Федор.
– Я вам покажу волю!.. – вскакивая с места, тонко закричал Телятев. – Сейчас велю под арест! – Он был бледен, большие его уши покраснели. – В Богородском за такие разговоры старика Митрофанова запороли. Недавно я сам согнал деревню новоселов. Никто не пикнул. Выселить! Разбойники! Мерзавцы! Сели, где не надо. Я вас!.. Летом дома снести! Начальство допустило ошибку и будет отвечать за это. Будем вас переселять в Тамбовку… На Быстрый Ключ. Самых непокорных – на Сахалин!
Телятев поманил к себе Егора.
– Да ты запомни, что я не шучу, а говорю всерьез! – сказал становой, словно догадываясь о мыслях мужика по его невозмутимому виду.
Потом Телятев выгнал всех и лег спать, приказав не беспокоить и пригрозив, что если что-нибудь случится, то он пришлет команду из города.
«Не стыдно ему, собаке, язвить людей в самом их светлом и заветном! Нехитро придумал, но и то испугал», – выходя, думал Егор.
У станка запряженные лошади звенели колокольцами. В кореню запряжен новый конь Егора, молодой Саврасый. За лето кони одичали, отъелись. Они били копытами, нехотя шли в упряжке. Горячая тройка ждала станового. Везти должен был Илюшка Бормотов.
Егор думал, что жизнь людская, труд, счастье народа для начальства ни гроша не стоят. «Врет становой, врет вражина! Не посмеет сселить, да и никому не надо сселять деревню, – стоит она на нужном, прекрасном месте. Просто пронюхал, что есть золото, захотел разжиться, умней ничего не придумал, чтобы напугать. Да еще узнал, что у нас хорошие охотники. Заплатили ему Барабановы двадцать пять рублей и все дело испортили: теперь он станет вымогать!»
Илья Бормотов с бичом молча, с нетерпеливым видом прохаживался перед станком, хлопая себя кнутовищем по валенкам. Он тоже был в избе. Пока он слушал станового, жена его Дуняша держала коней.
Силин подошел к Егору.
– Связать его? – спросил он.
– Нет… Дай я его прокачу, – сказал Егор, обращаясь к Илюшке.
– Нет, дядя Егор, побереги себя. Я ему покажу!.. – ответил Илья, дико сверкнув глазами.
– Долго же он думал. Ну и теля, – сказал Егор. – На какие выдумки пустился!..
Становой поспал недолго. Проснувшись, он подозвал Барабаниху, велел подать чаю и закурил папиросу.
– Золото моешь? – как бы между прочим спросил он Федора.
– Да как сказать… – замялся Федор.
– А ну, подай сюда. Что у вас за золото?
У Федора заранее было приготовлено для начальства золото со шлихами, «с блеском» и всякой дрянью. Он достал мешочек.
– Вот сюда, – показал дряблым пальцем на тарелку Телятев. – Еще подсыпь, не жалей!
Он склонился к тарелке, выбрал кусочки породы, выдул пыль.
– Еще сыпь. Что, больше нету? А кто еще моет?
– Больше никто, – ответил Федор.
– Врешь.
– Ей-богу!
– А далеко отсюда моете?
– Далеко, шестьдесят верст. Только осенью, как хлеба уберем, да маленько летом. От хозяйства нельзя уйти…
Становой косо на него поглядывал. Федор стал уверять, что поблизости есть богатое месторождение золота, но что разработать его не удастся, если нужно переселяться.
Тереха и Пахом принесли Телятеву черно-бурую лису.
Становой накинул шубу на плечо и вышел, не глянув на них.
– Ты скажи соседям, что переменить решение начальства не удастся, – заметил Телятев, усаживаясь в кошевку.
Пахом подошел к кошевке, держа в руке лису, и растерянно ждал. Тереха догадался сунуть лису в кошевку под меховое одеяло.
