– Хватит, бабы! Дайте нам!
– Пошел ты! – сказала Катя.
– Иди, иди! Сдохнете! Все равно не победите.
– Да, нашла коса на камень…
Дуня кинулась к Илье, Катя – к Василию. Ее разбирала досада. Она очень давно ждала Дуню и хотела видеть, что же в ней может всем нравиться. Васька ей показался сегодня растерянным. Он выбегал, выпивал или сидел, как филин, и хлопал ушами, когда эта красотка разговаривала с ним глазами и ногами.
– Без сердца она с тобой! Играла с дураком!
«Разве этого стоит Васька?» – думала она.
Катя и Василий вышли из дому. Шумел ветер, и шумела река.
Катерина отошла немного, разбежалась и, размахнувшись, ударила Ваську изо всех сил по уху.
– Ты что? – удивился он.
Она ударила его с другой стороны.
– Я тебе как дам сейчас еще раз…
– Врешь ты, Ксенька, что они в грехе живут, быть не может, – говорили утром бабы у пекарни, – она его вчера так хлестала! Видно, уж давно обвенчаны, не год и не два.
– Мало еще ему! – сказала Татьяна.
«Будет знать, как баловаться!» – подумал Егор.
– Тятенька, что к завтраку велите приготовить? – подбежала Катюша. – А как работу, будем ли седне начинать? Забой-то сохнет.
За сопкой из ущелья, как из трубы, несся дым на утихшую реку сплошными клубами. Солнца не было видно, только огненное пятнышко в небе, как пятачок.
Егор, Гуран и Сашка отправились в поход по приискам своей республики. По слухам, почти по всей реке теперь стояли шалаши и палатки.
Вода спа?ла, и целые деревья висели высоко в ветвях тайги. Там же остались коряги, рассохи. Весь лес в полосах пены. А на возвышенностях опять обгорелая сопка, болота, белый багульник, пойменный лес в свежей зелени, но среди разграбленной, разбитой наводнением природы вид его печальный. А на сухой высокой сопке опять все горит. У высокого тополя белеет балаган.
– Егору Кондратьевичу! Почтение! – старатели в шляпах и платках и в длинных рубахах оставляли лотки.
– Кто же лес зажег?
– Не мы. Христом-богом, не мы…
Чем выше поднимались по реке, тем меньше было старателей. Начались почти безлюдные места. Весь лес переломан наводнением, а пески чисты, все промыто – и леса и острова. Трава, как скошенная, огромными сплошными копнами на целые версты лежит на островах.
А в горах бушует пожар, и никто нигде не признавался и не мог объяснить, отчего горит лес. Кто-то же поджег его?
Наутро Егор, Гуран и Сашка опять взмахивали шестами и забирались все выше, все ближе к снегам. Воздух стал чище, а солнце все еще без лучей, словно блин или крышка от медной кастрюли катится по сопкам.
Ломило ноги и руки.
«Будет дождь!» – подумал Егор.
Ночью началась гроза. Ночевали у страшных чудовищ на берегу, и молния озаряла их белые голые тела.
Утром небо очистилось и пожары утихли. Прошли самый большой кривун, перетащили лодку через завалы, видели лед на берегу, голубые и зеленые козырьки – остатки наледей. Целые уступы волнистого льда виднелись в ущелье.
– Ложись! – крикнул Егор.
– О-е-ха! – воскликнул Сашка и припал ничком.
Лодку стало сносить.
– Кто?
– Человек целился, – сказал Егор.
Подняли головы, загнали лодку в залив, взяли оружие и вышли на берег.
– Меня тут стреляют уже не в первый раз…
Когда Егор вернулся, собрав десятину с дальних приисков, дела как посыпались на него.
– Надо запрет на вход на прииск для каторжных! – говорил Силин.
Пришел китаец, помогавший Ксеньке в пекарне.
– Моя раньше работай на пароходе! – сказал он Егору. – На тот год моя хочу открыть ресторан. Можно японский ресторан. Привезу японская мадама.
