Дювошель, дочь своего господина, юношей овладело страшное волнение. Глубокая жалость охватила его при виде этих невинных созданий.
Между тем, маленькая девочка с криком радости бросилась на шею Марселену, Юноша от радости схватил ее в объятия и крепко прижал к своей груди, но сейчас же, вспомнив, где он находится и что малейшее неблагоразумие может погубить и его и ребенка, отстранил от себя девочку и холодно сказал:
— Иди, крошка, играй!
Девочка с недоумением посмотрела на него, потом печально отошла к своим подругам, обиженная этим холодным тоном.
— Я думал, что ты хочешь задушить ее! — мрачно сказал Флореаль-Аполлон, бросая на юношу подозрительный взгляд.
Он подал знак негритянке, которая принесла из хижины бутылку рома.
— Может быть! — ответил Марселен, хмуря брови.
— Будь спокоен, — заметил Воду зловещим тоном, — я наполовину освобожу тебя от твоего мщения!
— Спасибо! — проговорил юноша с выражением ненависти, обманувшей подозрительность Флореаля.
— Это ты, Марселен? — обратилась к нему старая негритянка.
— А, мамаша! Вы здесь живете? — спросил ее юноша.
— Так нужно, — отвечала она, — впрочем, это все скоро переменится.
При этих словах она с дьявольской усмешкой переглянулась с Флореалем.
— Я голоден! — проговорил последний.
— В одну минуту будет готов завтрак! — ответила она.
— Тогда готовь скорей, а я схожу в свою обсерваторию, — сказал он и сделал знак Марселену следовать за ним.
Позади хижины находилась огромная, высеченная в скале лестница, доходившая до двух третей высоты пика и здесь оканчивавшаяся галереей в шесть футов шириной, которая располагалась кругом утеса. Эту-то галерею король Воду и называл своей обсерваторией.
С галереи во все стороны открывался поразительный вид, так что Марселен не мог удержаться от крика изумления.
— Папа Воду, да, ведь мы находимся на вершине пика Куридас!
— Да, — просто отвечал Флореаль-Аполлон, — пик считается недоступным. Но Воду, еще с первых времен своего появления на острове Сан-Доминго, — что относится к началу рабства, — раскрыли его тайну и основали здесь свое убежище, чего никто из посторонних и не подозревал. Скажи, дитя, можно ли здесь победить нас? — добавил он.
— Нет! — вскричал юноша тоном печального убеждения.
— Что могут сделать белые и презренные метисы против поклонников змеи? — вскричал Воду, бросая вокруг горделивый взгляд. — Скоро настанет час торжества, — добавил он, с угрозой простирая руки к селениям, лежавшим на равнине, между тем как черты его приняли ужасное выражение, — и тогда горе, горе нашим врагам!
С невыразимым страхом смотрел Марселен на этого мрачного человека, казавшегося ему гением зла.
— Пойдем вниз, — спокойно проговорил Флореаль после некоторого молчания, — мамаша Сумера подала нам знак, что завтрак готов. — Смотри, — продолжал он, тяжело положив свою руку на плечо юноши, — приведя тебя сюда, я оказал тебе высшее доверие! Ты знаешь мое могущество: малейшая нескромность с твоей стороны приведет тебя к смерти! От моего мщения нельзя скрыться даже в недрах земли!
Юноша внутренне задрожал, но постарался ничем не выдать своего волнения.
— Я поклялся священной змеей! — твердо проговорил он.
— Хорошо, — заметил Воду, — после завтрака я сообщу тебе свои намерения.
Они спустились по лестнице вниз. У входа хижины теперь была только одна старая негритянка. Тщетно Марселен оглядывался кругом, девочек нигде не было видно: очевидно, во время его отсутствия, негритянка заперла их в хижине.
15. Волк и лисица
Завтрак был очень скромный и состоял всего из куска жареной козлятины и нескольких бананов, запитых бутылкой водки. Розенда Сумера только прислуживала неграм, а потом скрылась в хижину, без сомнения, для того, чтобы позавтракать там с детьми.
Когда аппетит Марселена, сильно разыгравшийся от продолжительной прогулки и особенно от ночной пляски, был, наконец, удовлетворен, Флореаль-Аполлон, все время исподлобья наблюдавший за ним и сам почти ничего не евший, предложил распить бутылку рома.
— Теперь, — проговорил Воду, наливая полный стакан этого крепкого напитка, — не худо и выпить!
— Ничего не может быть приятнее, — весело отвечал юноша. — Я умираю от жажды!
— За твое здоровье, брат! — сказал Воду, чокаясь с ним стаканом.
— И за ваше, папа Воду! — отвечал Марселен, залпом опрокидывая стакан и щелкая языком от удовольствия.
— Как ты находишь это?
— Превосходно! Если не ошибаюсь, это превосходный ямайский ром!
— Да, и притом такой, какой дважды сделал путешествие вокруг света!
— О, да этот ром путешествовал больше, чем я!
— Правда? Но разве ты путешествовал?
— Я? О, нет! — с добродушным видом отвечал юноша.
— А я думал, что ты родился на твердой земле, — заметил. Флореаль-Аполлон, наливая ему второй стакан.
— Прежде всего позвольте узнать, что вы называете твердой землей?
— Черт возьми! Ну, Америка, Техас, вообще все, что нельзя назвать островом!
Марселен насмешливо улыбнулся.
— Постойте, приятель, вы не договорили. Куда же девать Африку? Разве это не твердая земля тоже?
— Черт возьми, правда! Но ведь ты не африканец!
Юноша молча прыснул от смеха и протянул свой стакан, который Флореаль-Аполлон поспешил наполнить до самых краев.
— За ваше здоровье, приятель! Гм, славная вещь ром! Дьявол побери всякого, кто будет утверждать обратное!
С этими словами он опустошил и этот стакан. Крепкий напиток начал уже оказывать на него действие: язык стал заплетаться, глаза засверкали, как раскаленные угли.
— Не хочешь ли еще? — спросил его Флореаль-Аполлон, который сам пил очень мало и все время наблюдал за тем действием, которое ром оказывал на юношу.
— Отчего же?! — весело отвечал Марселен.
Стакан был снова наполнен и выпит. Флореаль-Аполлон отбросил пустую бутылку в сторону и открыл другую.
— Итак, ты из Африки?
Юноша не отвечал. Прошло несколько минут молчания, во время которых негры внимательно следили друг за другом.
— Умеешь ли ты читать? — спросил, наконец, Марселен насмешливым тоном.
