увидел блеск своих отобранных кинжалов.
– Даже не думай когда-нибудь показаться в Лесах, – прошипел Йестиг. – Ни ты, ни он. Вернетесь – умрете. Мои ребята предлагали покончить с вами прямо сейчас. Я сказал: «Нет, пусть убираются». Знаешь, почему? Убив вас, мы станем такими же, как твой безумный Князь и ты.
– Врешь, – неожиданно для самого себя выговорил Хеллид. Он нагнулся, подобрав кинжалы и, не глядя, бросил сверток в повозку. – Вы просто струхнули. Каждый из вас славил приход Князя Блейри. Теперь, когда его нет, вы перетрусили и готовы стелиться перед любым, кто окажется сильнее. Перед Зингарой, перед Аквилонцем, перед Хасти, наконец. Эй, Йестиг Уэльва, а если бы ты оказался на моем месте? Если бы ты служил Князю вернее прочих и обещал спасти его, что бы ни случилось? Каково бы тебе тогда пришлось, а? Я уеду, но вы – вы все! – не сможете забыть эти дни. Как вы были покорным испуганным стадом… И ты, такой отважный умник, тоже плелся в этом стаде и блеял, как все! – Хеллид не удержался и скрипуче захихикал.
Йестиг вскинул руку, собираясь отвесить Хеллиду полновесную затрещину, но марать руки не стал. Подручный Князя, продолжая смеяться, забрался на передок телеги, разобрал вожжи, причмокнул. Полусонный мерин фыркнул и неохотно затрусил вперед. Уэльва еще долго смотрел ему вслед, пока повозка не скрылась за поворотом дороги. Выражение лица у рабирийца было такое, словно это ему нанесли внезапный удар, а он не сумел достойно ответить. Наконец Йестиг пробормотал заковыристое проклятие, помянув Темное Творение, сплюнул в пыль и скрылся за воротами Школы. Створки за его спиной медленно и важно сомкнулись.
Глава вторая. Завоевание
С исчезновением высившейся вдоль былого рабирийского рубежа Стены Мрака началось то, о чем сплетничали во всех тавернах и постоялых дворах вдоль побережья Хорота: копившиеся на границе зингарские сотни пришли в движение, неспешное и неостановимое.
Королева Золотой Башни и ее наиболее близкие советники в своих действиях руководствовались весьма простым соображением. Представьте, что на картах государства, коим вы благополучно правите вот уже второй десяток лет, внезапно появилось здоровенное «белое пятно». Чем оно заполнено: зловонным болотом, горами с возможными месторождениями золота или строевым лесом? Населено дикарями, приносящими жертву змееногому богу – или, может статься, там скрываются города последних потомков Кхарийской империи? Станет ли оно для короны источником немалого дохода – или не принесет ничего, кроме головной боли?
Посему тактика зингарцев была единственно возможной – офицеры пообразованнее называли ее «ползучей аннексией». Двухтысячная армия, разбитая на полусотни, просачивалась вдоль всей протяженности границы, следуя с полуденного заката на полуночный восход; следом двигалась резервная группировка в тысячу клинков и передвижной штаб, включающий в себя не только военачальников всех рангов, но и целый сонм столичных чиновников. Мелкие отряды обследовали каждую тропку, следуя четкому, раз и навсегда заведенному порядку. Ежели разведчики натыкались на любое поселение, даже хуторок в три двора, приписанный к отряду картограф немедля наносил его на карту, вестовые летели с донесением в передвижной штаб, сержант поднимал зингарский стяг, а полусотник давал команду стать в поселке гарнизоном. Местным жителям, буде таковые имелись, с выражением и громко зачитывался пергамент, именуемый «Ордонанс о временной власти Золотой Башни на земле бывшего княжества Рабирийского» – каковые «ордонансы» штабные писаря плодили десятками.
Что удивительно, продвижение вглубь таинственных Забытых Лесов поначалу шло достаточно гладко и бодро. Местные жители, правда, встречали новую власть с угрюмым фатализмом, и, заслушав «Ордонанс», молча расходились; синий стяг с золотой башней обходили, как зловонную лужу. Однако сопротивления не чинили и, если зингарским солдатам требовалась провизия либо посильная помощь, требуемое предоставляли – все так же молча и брезгливо отвернув лицо. За оружие никто не хватался – за полной физической невозможностью подобного действа: удивительным образом мужское население боеспособного возраста словно испарилось, зингарцы заставали в обнаруженных поселках одних женщин да малых детей, оставленных присматривать за хозяйством.
Наиболее проницательных вояк такое удивительное несообразие натолкнуло на естественное предположение, что кто-то где-то в сердце Забытых Лесов собирает под свою руку всех, способных держать оружие. Соответственно, в самом скором времени Королевство Зингарское рискует заполучить на новоприобретенных землях роскошную партизанскую войну на истощение – поди полови гуля в его родном лесу… Едва светлые головы в передвижном штабе армии «Рабиры» сообразили сей тревожный факт, в Золотую Башню немедленно полетел курьер с докладом.
Кордава откликнулась немедля – дальновидная Зингарка прекрасно понимала, что нет ничего нелепее власти, у которой земля горит под ногами, и предприняла все, чтобы не допустить возможного недовольства со стороны рабирийцев. Обратный нарочный доставил копию свежего указа королевы Чабелы, в коем зингарской армии на присоединенных землях строжайше воспрещалось применение силы иначе как для самообороны при вооруженном нападении. Вдобавок к высочайшему запрету штабным приказом не дозволялось проникать в строения, могущие оказаться капищами или храмами местной религии. Запрещалось также насильственно изымать у рабирийцев любые предметы, помимо провианта и фуража для войсковых нужд – заготовка последних двух допускалась, но все изъятое предписывалось оплачивать на месте, звонкой монетой из полковой казны и по ценам не ниже рыночных. Уличенных в попытках мародерства или неуважительном отношении к обитателям (в особенности обитательницам) Лесов грозились вешать на месте преступления без всякого суда, вне зависимости от чина и былых заслуг. И точно – уже на третий день передвигающаяся армия оставила за собой несколько виселиц. После этого воякам пришлось смириться с тем, что вокруг творится не обычная война, которая, как известно, списывает любые прегрешения, но нечто иное.
Наряду с этим отступать Чабела отнюдь не собиралась, твердо вознамерившись разрешить «рабирийский вопрос» самым решительным образом – раз и навсегда или хотя бы на ближайшую полусотню лет. Известие о том, что вынырнувшие наконец из-за магической препоны Рабиры, хоть и ослаблены странными событиями минувших нескольких седмиц, но все же отнюдь не беспомощны, ничуть не поколебало ее намерений. Во втором, секретном, пакете, доставленном тем же срочным курьером и предназначенном исключительно для узкого круга старших офицеров штаба, политика Золотой Башни пояснялась коротко и ясно: никаких препятствий для присоединения новых земель более нет. Нежелание самих Забытых Лесов присоединяться таким препятствием не является. Если Рабиры добровольно признают над собой чужую власть – замечательно. Если же нет, что ж… им предлагали мир…
Хлопоты вокруг «жирного рабирийского пирога» разрастались. Дипломатическое ведомство Зингары вовсю тягалось с соответствующими службами из аргосской Мессантии, предъявлявшими некие права на новые территории. Однако позиции Аргоса в Рабирах были куда слабее зингарских. Сознавая это, но стремясь «сохранить лицо», Мессантия ограничилась несколькими претенциозными депешами в Кордаву, тон которых с каждым разом становился все скромнее, да перемещением на рабирийскую границу квартировавших под Лерато пяти сотен легкой кавалерии. Кроме того, на границу выдвинулись два легиона латников, еще раньше переброшенных из Тавиты через Хорот по Мосту Кораблей – но ни конница, ни пехота Аргоса так и не вошли в Забытые Леса.
Бесполезные показные маневры ничуть не обеспокоили Кордаву. Куда больше Чабелу и ее советников тревожило поведение Аквилонии, наиболее мощной из трех сопредельных держав. Собственно, смущало то, что позиция Тарантии в рабирийском вопросе до сих пор оставалась неясной. Аквилонские дипломаты хранили полное молчание, тем более загадочное, что вездесущие соглядатаи незаменимого ди Нороньи исправно докладывали о перемещении войск на пуантенском берегу Алиманы, вплоть до численности и
