Снова шаги, теперь приближающиеся.
Голос Сьюзен.
— Ред?
Голос полон слез. Она плачет.
— Дорогая, ты в порядке?
— Все нормально. Только… Со мной ничего, просто я… Просто мне нужно время. Подумать.
— Подумать? О чем?
— О Ред, неужели ты не понимаешь? Об этом деле. Оно ведь заполняет всю твою жизнь. Последние полгода меня для тебя просто не существует.
— Неправда. Ты сама знаешь, что это неправда.
— Нет, Ред. Помолчи и дай мне подумать. Эта история заполнила всю твою жизнь, ни для чего и ни для кого другого там просто не осталось места. Я так жить больше не могу. Да, конечно, ты пытаешься что- то сделать, выкроить для нас время, и поверь, я ценю твои попытки, но это ничего не меняет. В целом ты порабощен этим делом. Только вернешься к действительности, чуточку оттаешь, но тут что-то происходит, и ты опять исчезаешь на неделю. Ты слышишь, что я говорю? Я не могу жить там, где меня игнорируют или где я вынуждена задумываться над каждым своим словом, чтобы не попасть впросак.
Пауза. Ред слушает, затаив дыхание.
— А еще вчера вечером я увидела тебя в новостях. А сегодня и в газетах.
Господи, Сьюзен всегда покупает «Индепендент». Она увидела его перекошенную от бешенства физиономию.
— Это напугало меня, Ред, правда напугало. Этот снимок, эти слова того малого, Пембриджа, — все как будто не про тебя. Но ведь на самом-то деле про тебя. Ощущение такое, будто… ну, будто я была замужем только за половинкой твоей личности, а есть еще и другая половина, которой я никогда раньше не видела. Никогда. Тот человек, с которым я жила, и псих с первой страницы газеты, готовый разорвать кого- то в клочья, — разные люди. А причиной всему это проклятое дело. Оно изменило тебя.
— Нет, Сьюзен, совсем нет, — пытается возразить он, хотя внутренний голос подсказывает, что на самом деле как раз на фотографии она и видела его подлинное лицо.
— Повторяю, оно изменило тебя. А если не изменило, значит, все это время ты притворялся другим, обманывая меня. Что ничем не лучше.
— Сьюзен… нам не стоит говорить об этом по телефону. Может быть, встретимся где-нибудь?
В трубке молчание. Оно затягивается, и гнев Реда за это время трансформируется в печаль.
— Ред, я не знаю, как с этим разобраться. Думаю, мне надо некоторое время побыть одной. Вот и все.
— И как это долго — «некоторое время»?
— Не знаю.
— Подумай.
— Ред, сказано ведь уже, не знаю. Но по крайней мере, до тех пор, пока ты не поймаешь своего Серебряного Языка. Тогда посмотрим.
— Сьюзен, это может затянуться на несколько месяцев. А то и лет. Черт возьми, не исключено, что мы вообще его не поймаем.
— А пока ты помешан на этом деле, Ред, у нас все равно нет никаких шансов наладить отношения. Нет резона заводить серьезный разговор по душам, в то время как ты или слишком устал, чтобы что-то обсуждать, или можешь в любой момент сорваться с места и умчаться по вызову на место очередного преступления. Нет смысла притворяться, это было бы нечестно и по отношению к тебе и, разумеется, по отношению ко мне. Надо сосредоточиться на чем-то одном. Когда ты поймаешь его, мы сможем обговорить все наши проблемы как разумные люди.
— Но почему бы мне не заехать к тебе на работу? Сходим вместе на ленч или что-нибудь в этом роде.
— А ты уверен, что в последнюю минуту встречу не придется отменить? Ред, пожалуйста. Возьмем паузу. Пока. На время.
Он знает, когда надо перестать давить.
— Ладно.
— Спасибо. Послушай, мне пора идти. Я тебе позвоню.
— Когда?
Инстинктивная мольба. Слишком отчаянная.
— Когда я буду готова.
Пауза.
— Береги себя.
— Ты тоже.
— Пока.
— Пока.
Трубка уже почти положена, когда он снова слышит из наушника голос Сьюзен:
— Ред?
— Да?
— Твой убийца… Я ненавижу его не меньше тебя.
Она отсоединяется. В трубке звучит тихий гудок.
Ред выключает свет, надевает наушники и позволяет «Мессии» заполнить все то, что осталось от его мира.
68
Полиция говорит, будто я убиваю невинных людей. Но я не делаю этого. Я не убиваю их. Я делаю их мучениками. Вот в чем разница. Когда я обращаю их в мучеников, их души приходят ко мне. Вот почему я сохраняю их языки. Читали ли вы Книгу Притчей Соломоновых? Глава 21, стих 23: «Кто хранит уста свои, и язык свой, тот хранит от бед душу свою». Когда они лежат, умирая, я забираю их языки, и их души приходят ко мне. Таким образом они с моей помощью продолжают жить, распространяя Слово. В смерти они всецело отдаются мне, чего бы, конечно, не сделали — не могли бы сделать — при жизни. До того как я призвал их, они ничего собой не представляли. Когда Иисус избрал своих двенадцать апостолов, все они были заурядными людьми. Именно его личность, его влияние сделали их исключительными. Так же дело обстоит и со мной. Я беру этих людей и преобразую их в нечто большее. Я меняю их. От жизни к смерти, от одного изменения к следующему. Но это действует и в другом направлении. Будучи живыми, эти люди в духовном смысле были мертвы. В смерти же они благодаря мне обрели жизнь вечную…
69
— Самаритяне слушают. Чем могу помочь?
Джанет 749, отвечая по телефону, протирает сонные глаза. Прищурившись, она смотрит на настенные часы. Половина пятого утра. Под часами беспокойно спит на раскладушке ее подруга по волонтерскому движению, Абигайль 552. Два плотно подоткнутых серых одеяла обрисовывают контуры ее тела.
В целях конспирации волонтеры-самаритяне вместо фамилий используют номера. Это обеспечивает им анонимность, частичную в отношении своих коллег и полную в отношении людей, которые им звонят.
Молчание на другом конце линии затягивается, но Джанет терпеливо ждет. Это вполне обычное
