– Она приняла, да.
– Но неохотно? – Прежде чем Октавиус успел ответить, месье Поулк быстро задал еще один вопрос: – вы верили, что ребенок от вашего сына?
Октавиус не ответил.
– Сын говорил вам, что Перл – его ребенок?
– Он… говорил, что хочет заботиться о Руби и Перл.
– Но он никогда не говорил, что Перл – его ребенок? Сэр?
– Мне – нет.
– Значит, он сказал это вашей жене, которая потом это вам рассказала? Это так было?
– Да, да.
– Тогда почему же вы не думали, что он поступает правильно?
– Я этого не говорил.
– Да, но вы признаете, что не хотели допустить этот брак. В самом деле, месье, все это очень странно. А не было ли другой, более серьезной причины?
Октавиус медленно повернул голову в мою сторону, и мы встретились глазами. Мои молили о правде, хотя я знала, какой губительной она была.
– Я не знаю, что вы имеете в виду, – вымолвил он.
– Пожалуйста! – закричала я. – Пожалуйста, поступите по совести.
Судья опять с размаху опустил свой молоток на стол.
– Ради Поля, – добавила я.
Октавиус вздрогнул, и губы у него задрожали.
– Достаточно, мадам. Я вас предупреждал и…
– Да, – медленно признался Октавиус. – Была еще одна причина.
– Октавиус! – завопила Глэдис Тейт.
Судья выпрямился, пораженный такой бурной реакцией обеих сторон.
– Вы не находите, что пора назвать эту причину, месье Тейт? – спросил наш адвокат сенаторским тоном.
Октавиус кивнул. Он опять взглянул на Глэдис.
– Прости, – сказал он, – я не могу больше продолжать это. Я так многим тебе обязан, но то, что ты делаешь – неправильно, моя дорогая жена. Я устал прятаться за ложью и не могу отнять у матери ребенка.
Глэдис взвыла. Все головы повернулись в ее сторону, дочери пытались ее успокоить.
– Не будете ли вы любезны сообщить суду, какова была эта дополнительная причина, – потребовал месье Поулк.
– Очень давно я поддался искушению и совершил акт прелюбодеяния.
Публика разом издала глубокий вздох.
– И?
– В результате родился мой сын. – Октавиус поднял голову и остановил взгляд на мне. – Мой сын и Руби Дюма…
– Месье?
– Они – наполовину были братом и сестрой, – признался он.
Начался бедлам. Во всеобщей суматохе почти не слышно было молотка судьи. Глэдис Тейт упала в обморок, а Октавиус закрыл лицо руками.
– Ваша честь, – воскликнул месье Поулк, выступая вперед. – Я думаю, что в интересах суда и всех заинтересованных лиц было бы лучше перейти в ваш кабинет для завершения данного слушания. Судья задумался и затем кивнул.
– Жду оппонентов у себя, – объявил он и поднялся.
Октавиус не двинулся с места свидетеля. Я быстро встала и подошла к нему. Когда он поднял голову, его щеки были мокры от слез.
– Спасибо, – прошептала я.
– Я сожалею обо всем, что сделал, – сказал он.
– Я знаю. Думаю, теперь вы обретете мир внутри себя.
Ко мне подошел Бо и обнял, потом он повел меня, и люди расступались, чтобы дать нам дорогу. Я перекусала ногти почти на всех пальцах, пока мы с Бо ждали перед кабинетом судьи Барроу. У меня тяжело стучало сердце, а в желудке было такое ощущение, как будто там сбивали масло. Первыми появились адвокаты Тейтов с такими каменными лицами, что по ним нельзя было ничего прочитать. В нашу сторону они даже не смотрели. Наконец, к нам вышел месье Поулк и сказал, что судья хочет поговорить с нами наедине.
