Юлиан поднял голову:
— А-а, добро пожаловать! Я боялся, что успел уже утомить вас своим обществом!
Корделия одарила его обворожительной улыбкой:
— Ну, что вы, милорд. — Она взяла у слуги кубок с вином и огляделась. Столы на козлах располагались, как положено в замке, хотя мест за ними было значительно меньше. Главный стол всего на несколько дюймов возвышался над остальными. За ним, на стене, оштукатуренной между балками, был намалеван огромный герб. Корделия задержала на нем взгляд, запоминая детали: трудно было сразу вспомнить символику.
Другие стены между старыми дубовыми балками тоже были покрыты штукатуркой. Все пространство между окнами занимал гобелен, на противоположной стене висел другой.
Первые поселенцы Грамария воссоздавали средневековье не таким, как оно было, а каким оно виделось им. Так что костюмы и обычаи они взяли из седьмого века, но многое примешали из последующих, вплоть до пятнадцатого. Когда же дело касалось культуры поведения, они позволяли куда большую эклектику, доходя до девятнадцатого и даже начала двадцатого века. На Грамарие встречалось полно мелочей, незнакомых настоящему земному средневековью — к ним относилось и вино перед обедом.
Да и весь этот дом, по сути говоря.
Они опоздали: Далила, целиком завладев вниманием Алена, увлекала его в сторонку.
Увидев Далилу, Корделия вновь ощутила себя неизящной и безвкусно одетой. Девица облачилась в скромное кремово-розовое платье, значительно свободнее того, в котором она путешествовала. Платье не облегало фигуру, а лишь намекало на скрытые под ним прелести. Оно так удачно гармонировало с ее белокурыми локонами, что Корделия рядом с ней ощутила себя будто поблекшей. Но она тут же вздернула подбородок: мы еще посмотрим, кто кого!
Прямо на глазах у Корделии бесстыдница сделала еще шаг в сторону укромного уголка. Ален, чтобы расслышать ее, вынужден был семенить следом. Он начал что-то отвечать с серьезным видом, однако, насколько могла судить Корделия по цвету его лица, предложения Далилы звучали не вполне пристойно. Похоже, здесь ее домогательства зашли еще дальше, чем в пути.
Корделия склонилась к Джеффри и прошептала:
— Брат, не сможешь ли ты отвлечь леди Далилу от моего неверного воздыхателя?
Джеффри посмотрел на удаляющуюся парочку и улыбнулся:
— Да верный он, Корделия, иначе не покраснел бы как маков цвет. Тем не менее я с глубочайшим удовольствием выполню твою просьбу. — И он сделал решительный шаг.
Но Корделия схватила его за рукав. Джеффри удивленно поднял брови.
— Не забудь, только поухаживать, — сурово напомнила Корделия.
— Не могу ничего обещать, — ухмыльнулся Джеффри и уверенно направился к Алену и Далиле. На лице девицы вспыхнула досада, тут же, впрочем, сменившаяся призывным взглядом, пропавшим еще быстрее, когда она с серебристым смехом вновь обратилась к Алену.
Корделия отвернулась, вполне удовлетворенная: теперь Далила не сможет все внимание уделять Алену. Даже избыточные гормоны брата способны иногда принести пользу.
Что до нее, то не следует уделять этому треугольнику слишком явное внимание…
— Леди Корделия! Как ты прекрасна!
Голос звучал столь искренне, что по телу ее разлилась теплая волна. Корделия подняла глаза, и у нее перехватило дыхание.
Рядом стоял Бор, просто ослепительный, в камзоле того же покроя, что у Джеффри, и рейтузах, наивыгоднейшим образом облегающих его мощные икры и бедра. Корделия обругала себя: ей не следовало уделять столь пристальное внимание этим ногам, как бы замечательно ни были они сложены. Не говоря о чувствах, что охватили ее, когда губы разбойника коснулись ее руки, каким бы мягким и чувственным ни было это прикосновение…
Он посмотрел ей в глаза, и она, собравшись с силами, пролепетала:
— Похоже, ты удивлен, сударь. Я так редко выгляжу… сносно?
— Нет, никоем образом! — он улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. — Ты сама — редкая, исключительная женщина! Нет в мире равной тебе!
— Так уж и нет? — Корделия постепенно начала приходить в себя. — И скольким дамам ты говорил это, сударь?
— Никогда, миледи, ни единой другой! — А еще, подумал Бор, никогда ему не давали такого простора для намеков и комплиментов. — Прежде я не видел тебя в таком сочетании цветов. Я и не подозревал, что возможно столь совершенное сочетание с золотом твоих волос, ведь нет на свете большего наслаждения, чем смотреть, как солнечные лучи, льющиеся из окна, играют на твоих распущенных локонах.
Корделия вспыхнула.
— Ты незаслуженно превозносишь мое очарование, сударь.
— Я говорю искренне. — Он еще немного приблизился. — Или ты хочешь, чтобы я покривил душой?
Он стоял так близко, так неотразим был этот пьянящий мужественный запах… И вновь ее охватили непонятные чувства…
— Я бы предпочла, чтобы ты, сударь, говорил, как подобает джентльмену!
— Увы! Так мне следует стать джентльменом?
— Ты обязан им быть по рождению! — услышали они и оба удивленно подняли глаза.
Рядом стоял Ален, и вид его был суров. На нем был красно-коричневый камзол такого же старинного покроя, как у прочих гостей, и бежевые рейтузы. Корделия не могла не обратить внимания на то, что ноги его также выглядят превосходно, возможно, даже лучше, чем у Бора…
— Ах, я должен! — глаза Бора вспыхнули опасным блеском. — А кто ты такой, сударь, чтобы учить меня, что я должен и что не должен делать?
Ален открыл было рот, но в последний момент сдержался.
Бор обратил внимание на эту паузу и поднял бровь.
— Всего лишь рыцарь, а потому мой долг — напомнить и тебе о рыцарской чести, — Ален говорил все так же сурово.
— А разве я все еще рыцарь? — Бор склонил голову набок. — Я, преступивший закон?
— Ты по-прежнему рыцарь! — еще более сурово рявкнул Ален. — Ты рыцарь, а значит, обязан искупить грехи и вновь вести себя по-рыцарски.
Корделия чуть подалась к Алену. Да, иногда он совершенно невыносим и заносчив, а его самодовольство частенько раздражает ее, но все равно, рядом с ним она чувствует себя безопасней.
В его присутствии чувства, столь беспокоящие Корделию, как будто бы угасают…
Она взглянула на Бора, и тут же вспыхнула страсть. Если бы он был столь добродетелен, столь порядочен и надежен, как Ален!
Но сохранит ли он при этом свою привлекательность?
Наконец сэр Юлиан предложил ей руку и повел к столу.
— Уверен, что ты позволишь своему хозяину срывать плоды твоей красоты и обаяния, пусть лишь на время обеда.
— Почту за честь, милорд, — ответила Корделия и тут же заподозрила уловку, призванную увести ее от Алена и развязать руки Далиле. Однако мимолетный взгляд тут же успокоил ее: девица оказалась зажата между Джеффри и Аленом, причем Джеффри явно завладел львиной долей ее внимания. Алена, похоже, это не слишком радовало, и он с тоской поглядывал на Корделию.
Она сочла это весьма утешительным знаком и повернулась к сэру Юлиану:
— Премного благодарна, милорд.
— Садись же! Садись! И приступим к трапезе! — Сэр Юлиан занял место во главе стола, и немедленно слуги принялись раскладывать огромные ломти хлеба, заменявшие тарелки. А следом другой заполнял деревянные подносы толстенными кусками мяса.
Сэр Юлиан поднял нож и принялся резать мясо, тем самым возвестив о начале обеда.
Корделию несколько покоробило, что он не благословил трапезу, но пришлось смириться со здешними обычаями.
— Я должен воздать вам должное, о спасители моего чада! — провозгласил сэр Юлиан, поднимая
