'Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены' (Рим. 13, 1).
Из этого текста весьма произвольно составляют свой собственный (у всех одинаковый) парафраз: 'Всякая власть от Бога', чего, кстати, не избежал и отец Дмитрий Дудко в своем 'покаянном' заявлении для печати. А уж он-то, казалось бы, должен более чем кто-либо другой бережно относиться к Евангелию.
Этой фразы ('всякая власть от Бога') нет ни в одном издании: ни в славянском, ни в синодальном русском, ни в новейшем, русифицированном.
Смысл этого текста, без сомнения, лежит глубже внешних признаков, и он понятен нашим богословам, но они сознательно отворачиваются от него, довольствуясь внешним восприятием.
Христианство пришло в мир, как благая весть, как весть о любви, братстве, всепрощении. Пришло в реальный мир, с его социальной структурой, социальными представлениями и мышлением.
Христианство при своем появлении признало государственную власть существующего строя, не вдаваясь в генезис его возникновения. На будущее всякое насилие упразднялось. В Евангелии вы не найдете ни одного положения, которым можно было бы обосновать даже самое 'справедливое' насилие. Говоря о насилии, постоянно имеем в ввиду революцию, которая наиболее выразительно проявляется и которая рождает новые формы власти.
Во времена Христа Палестина напоминала Россию начала века. Различные течения, группы, самого что ни на есть революционного, содержания, зилоты, ставившие своей целью революционную борьбу до полного освобождения от римской власти, буквально наполняли этот крошечный кусок священной земли. Одно восстание следовало за другим.
Только в светской социально-исторической ситуации можно правильно понять приведенные слова апостола Павла.
И иудеев, и всех палестинцев, и своих соотечественников-поработителей (!) он одинаково призывал ко Христу. Ко Христу, в Котором уже не будет ни иудея, ни эллина, ни поработителя, ни раба, ни богатого, ни бедного, в Котором должна царствовать любовь. В таком случае власть и подчинение в их полярных (светских) смыслах, и насилие, теряют свое жестокое содержание. Насилие упраздняется. Подчинение власти уже - не бремя, а радость. 'Противящийся власти, - в таком случае, - противится Божию установлению' (Рим. 13, 2).
Отсюда и естественные призывы ап. Павла 'отдавать кесарево кесарю' (Мф. 22, 21; Мк. 12, 17), 'отдавать всякому должное: кому подать, подать: кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь' (Рим. 13, 7). 'повиноваться и покоряться начальству и властям' (Тит. 3, 1), причем, 'не только из страха наказания, но и по совести (Рим. 13, 5).
Таким образом, мы имеем две Евангельские точки опоры в своем отношении к светской власти.
1. Необходимость повиновения.
2. Исключение из своего жизненного актива насилия, следовательно, исключение революций, как способа урегулирования общественных отношений. [1]
Правда, в новейшее время наши богословы сделали крутой вираж в своих представлениях о насилии. Они вводят в обиход противоречивое понятие 'справедливое насилие' (уж не для того ли, чтобы оправдать октябрьскую революцию и родную советскую власть?).
По мнению профессора Московской духовной академии А. Осипова, справедливость - 'о двух концах', что называется: 'в своем внешнем выражении она - двусторонняя'. [2] Справедливость, и рядом насилие. Как ни парадоксально, но эти понятия, по мнению профессора, не всегда взаимоисключают друг друга. Если в умозрительной области справедливость требует милосердия к обиженному и пресечения насилия, то на практике это 'пресечение' большей частью бывает связано с действиями насильственного характера, с известными формами насилия.
Вот тут и возникает явно антиномичный термин 'справедливое насилие'. Что под ним понимать? Имеет ли право на существование такой противоречивый термин? Ведь большинство людей даже далеких от христианской идеи видят в насилии антоним справедливости, отрицание справедливости. И вообще, говоря старыми евангельскими словами, можем ли мы 'брать в руки меч', чтобы ценой насилия достичь справедливости? Оправдывается ли такое средство достижения добра и блага? - В положительном решении возникает проблема уже не образного 'оправдания добра' (как у В.С. Соловьева), а самого что ни на есть всамделишного. И это не спекуляция сознания, не игра ума. Проблема эта острейшим образом стоит перед нами, в наши дни. И современные богословы не могут обойти ее. Предлагают и решения. Одно из них представляется в следующем виде.
Справедливость не исключает 'насилия справедливого'. Под справедливым насилием разумеется, 'необходимое, как требуемое и оправданное совестью. Евангелием и законом' [3] Есть смысл разобрать это определение подробнее.
Совесть. В своем нынешнем состоянии она находится под мощным покровом всяческих наслоений и всевозможных условностей, требуется много и много трудов на духовном поприще, чтобы без сомнения довериться ее движению. Но даже продиктованное чистой, светлой совестью, насилие не теряет своего насильственного характера.
Наивно думать, например, что святой равноапостольный князь Владимир не руководствовался совестью в своем решении принудительного крещения языческой Древней Руси. Вопрос о том, насколько справедливо в данном случае насилие, попросту никто не ставил. [4] Все видят в этом событии только бесконечно бесценное благо для русского народа (и совершенно правильно!) и такой вопрос кажется казуистическим на первый взгляд. Но все же при оценке нравственного значения события крещения Руси мы с полным правом можем задаться им: соблюдена ли была справедливость по отношению к свободе воли и совести (своими истоками уходящей к Божественному акту творения) русских людей?
Нет сомнения также в том, что равноапостольный Владимир считал на своей стороне в своем решении Евангелие и закон. Нельзя, к тому же, забывать, что тот же князь Владимир есть святой, равноапостольный. Поступки святых часто стоят в полном противоречии с логикой мышления и поведения прочих людей.
Евангелие. Можем ли мы ссылаться на Евангелие в своей апологии 'справедливого' насилия? - Единственный аргумент, к которому прибегают, как правило, в таком случае, - изгнание Иисусом Христом торгующих из храма. Но мы никогда не задумывались о том, можно ли брать себе в пример это действие Богочеловека? Христос был Человек? - скажет кто-то. - Да, но ведь это только полуистина. Он был Богочеловек, с момента рождения и до воскресения Жизнь Иисуса Христа была единым путем нераздельного шествия Божеской и человеческой природы. [5] И то, что прилично Богочеловеку Христу, не всегда может быть предметом подражания для простого смертного. Христос обладал правами, которых лишен человек. Кто из нас может назвать храм домом Отца своего в личностном отношении'. И то, что человек призван к Богоуподоблению (в совершенствах), еще не наделяет его Божественными правами и властью.
Приводят также очень банальный, якобы заставляющий признать уместность насилия (справедливого, значит) пример, когда на наших глазах разбойник насилует нашу сестру. Холодный человек с бездушными глазами... На самом деле, несмотря на внешне реальный, жизненный характер этого примера, никто из нас (и редкий кто вообще) был свидетелем такого случая, в то время, как обычное 'четкое насилие встречается на каждом шагу' [6] Так не лучше ли признать этот случай исключением, с тем, чтобы ради него не оправдывать все остальное насилие? И уже в виде исключения оправдать насилие (как крайность) по отношению к этому разбойнику?
А в то же время мы имеем другой пример, евангельский, как раз иного порядка. Вряд ли найдется человек, который бы заметил бы самых светлых, чистых и справедливых побуждений, толкнувших апостола Петра к насильственному действию против воина Малха Что еще, казалось бы, может быть справедливее, нежели попытка защитить своего Небесного Учителя Уж такая цель, вроде бы, оправдывает любые средства. И тем не менее эта Петрова справедливость была осуждена Самим Христом Более того - Христос, осудив Петра и других учеников, также изъявивших желание защититься против насильников мечами, исцелил Малха! Он совершил великое чудо во исправление несправедливого насилия ап. Петра
Тщетно мы будем пытаться найти обоснование 'насильственной' справедливости в Евангелии. Евангелие против всякого насилия.
Что касается закона, то апелляция к нему за защитой мнения о правомочности насилия вообще не состоятельна. Законы слишком много обусловлены, слишком человечески не устойчивы, чтобы иметь непреходящее значение верховного судьи в таких вопросах.
