террористическом акте, поспешила вернуться из США и уже в пятницу во второй половине дня вошла в театр и разговаривала с террористами. Она сочла, что не имеет смысла в очередной раз просить их выпустить женщин и детей, как это делали остальные. Террористы были по уши сыты этими просьбами. Политковская решила, что, раз ее отправили в качестве своего рода парламентера, она должна заняться переговорами. Причем, не обращая внимания на то, что оперативный штаб делает все, чтобы этого не делать.
Она исходила из предположения, что, если условия террористов будут разумными, власти быстро их выполнят, а чем скорее это произойдет, тем скорее заложники окажутся на свободе.
- Можно было с ними договориться об освобождении всех заложников, не только детей, - вспоминала Политковская в разговоре со мной. - Во всяком случае, когда я была там, я говорила как раз об этом. Важно было найти выход из сложившейся ситуации. Я разговаривала с Абу Бакаром, он был достаточно разумен и предсказуем. Бараев - сложная личность, он крайне непоследователен и вспыльчив - с ним нельзя было ни о чем разговаривать, не было никаких шансов хоть в чем-то найти взаимопонимание. Просто из-за его ужасающе низкого интеллектуального уровня. И потом, когда я там была, он спал.
Несмотря на открытость Абу Бакара, разговор был тяжелым и долгим. Политковская убеждала его, что условия не могут быть обобщенными, типа «вывод войск». Кроме того, такое требование не может быть выполнено в разумные сроки, ведь вывод нескольких десятков тысяч человек со снаряжением займет много времени. Она старалась убедить террористов, чтобы они отказались от этого условия. Трудно в это поверить, но Политковская утверждает, что ей это удалось!
- Вначале они хотели, чтобы президент остановил войну, подписал соответствующий декрет и вывел войска, - вспоминает Политковская. - Мне пришлось долго их убеждать. И наконец мы договорились, что они выдвинут три требования. Во-первых, Путин не подписывает указ, а выступает по телевидению и заявляет о намерении прекратить войну. Это президенту было сделать легко, потому что он и раньше неоднократно говорил, что хочет покончить с войной, это ни в коей мере не нанесло бы ущерба его престижу. Вторым условием был вывод федеральных войск из одного района по выбору федеральных властей. Это тоже было несложным условием - в Чечне есть районы, буквально напичканные войсками, а есть и такие, откуда их можно было бы вывести в течение суток, потому что там почти не было военных. В-третьих, договорились, что один из международных наблюдателей, лорд Фрэнк Джадд, главный координатор Парламентской ассамблеи Совета Европы по делам Чечни, подтвердит, что вывод войск действительно начался. И это все. Никаких других условий не было. Террористы обещали, что после выполнения этих трех условий освободят заложников. Я тут же попросила не только власти, но всех, кто мог помочь, отыскать как можно скорее лорда Джадда. Если соглашение будет достигнуто, он должен быть в полной готовности здесь, в Москве, или в Чечне, немедленно подтвердить начало вывода войск, так чтобы террористы могли освободить заложников.
Оговоренные таким образом условия Политковская передала в оперативный штаб и редактору своей газеты. Была пятница, средина дня, время обеда. Как утверждает журналистка, если бы Путин действительно хотел спасти всех этих людей, у него было на это время - он мог еще в пятницу выступить по телевидению с обращением, в котором объявил бы об окончании войны. А уже в субботу лорд Джадд мог бы подтвердить, что в одном из районов Чечни нет российских войск. В субботу вечером все заложники были бы на свободе.
Несмотря на усилия Политковской, штаб никак не отреагировал, и вообще трудно сказать, что там происходило. Беловецкий описывает потрясающую сцену: шеф оперативного штаба, генерал Проничев, сидя в штабном автобусе, дает им с Говорухиным последние инструкции перед выходом в театр: «Ребята, узнайте, на каких условиях они готовы вести переговоры. Мы готовы выполнить все условия, обеспечим коридор, вывезем из Москвы. Для меня важнее всего люди!» - передает Беловецкий патетическую речь генерала ФСБ.
Трудно сказать, правда ли это, но если так, то сцена курьезная - руководитель операции, целью которой является освобождение заложников, через полтора суток после начала теракта понятия не имеет о том, чего они в действительности хотят! Кроме того, как следует из текста Беловецкого, Проничев произнес свою тираду уже после «договоренности» Политковской с Абу Бакаром.
Власти, естественно, не могли согласиться на сценарий, предложенный журналисткой «Новой газеты», поскольку это означало бы триумф террористов, а этого российские власти не намерены были допустить. Поэтому, когда во второй половине дня через театр продефилировал хоровод «переговорщиков», умоляющих выпустить детей и женщин и ничего не решающих, Мовсар Бараев понял, что его обманывают, и вышел из себя.
Со слов Кольцова и Политковской, Бараев в пятницу несколько часов спал. Проснулся он как раз в тот момент, когда в театре находились Говорухин с Беловецким и Кольцов с оператором. Главарь террористов сначала выгнал их из здания театра, а потом, взбешенный тем, что власти все еще не собираются выполнять его требований, объявил, что скоро начнет расстреливать заложников. Заканчивались вторые сутки оккупации здания на Дубровке, а Кремль не прислал ни одного человека, наделенного полномочиями для ведения серьезных переговоров. Бараев не собирался больше этого терпеть.
Никто не знал точно, когда террористы начнут расстрелы. Говорили - может, в пятницу вечером, может, в субботу утром, сообщали разное время - 22.00, 6.00, 10.00, 12.00. Но руководство оперативного штаба наконец поняло, что это не шутки. Не были это и брошенные всуе угрозы, как в начале операции, это был очень конкретный «последний ультиматум». Поэтому примерно через три часа после заявления Бараева, то есть около 21.00, в театр позвонил Виктор Казанцев, полномочный представитель президента в Южном федеральном округе, включающем в себя и Чечню.
Казанцев был прекрасно известен чеченцам не только по тем временам, когда он командовал российскими частями, занимающими их республику. Осенью 2001 года Кремль предложил проведение переговоров с сепаратистами. Предложение было само по себе странное, так как речь шла только об условиях сдачи оружия и принципах возврата республики к мирной жизни. Президент Аслан Масхадов не хотел говорить на таких условиях, но не мог отвергнуть это предложение, поскольку Москва вообще впервые с начала войны в 1999 году проявила желание вести с ним переговоры. Поэтому он отправил в столицу своего представителя, своего близкого сотрудника Ахмеда Закаева. 18 ноября 2001 года Закаев и Казанцев встретились в аэропорту Шереметьево, но их двухчасовые переговоры потерпели фиаско.
Для террористов, оккупировавших театр, которые наверняка прекрасно помнили ту встречу годичной давности, Казанцев был подходящей кандидатурой - переговорщиком, у которого, несомненно, будут широкие полномочия от президента. По телефону генерал пообещал, что приедет на следующий день и поговорит с ними обо всем. Попросил при этом, чтобы до его приезда не было никакой самодеятельности и жестоких акций. Он, естественно, имел в виду расстрел заложников.
- Чтоб там не было никаких ненужных шагов, очень прошу, ничего не предпринимайте, - решительным тоном, больше похожим на приказ, чем на просьбу, говорил Казанцев. - Договорились?
- Думаю, что да, - ответил Бараев.
- И чтоб все было спокойно, - добавил генерал.
- Хорошо, - покорно согласился шеф террористов.
- Завтра увидимся, - сказал генерал.
- Ждем, - ответил партизан.
- До свидания, - сказал генерал.
- До свидания, - вежливо попрощался террорист.
После этого звонка, как утверждают заложники, Бараев впал в эйфорию. Вел себя так, как будто уже победил. Террорист не понял, что Казанцев позвонил именно затем, чтобы успокоить захватчиков. Телефонный разговор с генералом не был прелюдией к серьезным переговорам, совсем наоборот, он их завершил, так и не дав начаться.
Через восемь часов начался штурм.
Подведем итоги тех двух дней, которые прошли с момента захвата террористами театра до телефонного звонка генерала Казанцева. Существует, как мне кажется, несколько неоспоримых доводов, подтверждающих тот факт, что власти с самого начала не намеривались вести с террористами переговоры.
С ними ни разу не вступил в контакт профессиональный переговорщик, наделенный полномочиями.
