– Но я же никого не убивал! – хмыкнул Воробьев. – Я же все написал, что знаю.
– Мы тебе, может, и верим. Поэтому ты сейчас и домой едешь к мамочке чай пить. – Лесоповалов похлопал Воробьева по плечу. – Но учти: уют свой домашний легко можешь поменять на камерный суровый быт, так что советую тебе умным впредь быть и от слов своих не отказываться в дальнейшем.
– Да, вот еще что, Юра, если вам вдруг кто-то позвонит из ресторана, где ваша сестра работала, или еще откуда-нибудь и предложит встретиться по какому-нибудь делу, то вы сразу же об этом сообщите нам, – сказал Колосов, – вы должны запомнить, Юра: вашу сестру убили. Может так статься, что следующим окажетесь вы, если не будете делать все так, как мы вам говорим.
Короче, парня они с Лесоповаловым вроде бы дожали. Уходил он от них в родную калитку в Пироговском на ватных ногах. Окна в доме Воробьевых в глубине сада в этот поздний час ярко светились. На маленькой терраске лаял щенок.
– Юрочка, это ты пришел? – услышал Колосов голос матери Воробьева. – Что так поздно? Мы с бабушкой волнуемся. Опять с электричками перебои, да?
Воробьев что-то невнятно промямлил в ответ. Хлопнула дверь. Щенок залился радостным лаем. А Колосову вдруг вспомнились слова Кати о том, почему это после смерти настоятеля Пироговского храма приход не перешел к его старшему сыну, окончившему семинарию, а был передан другому молодому священнику. «Значит, дело не в возрасте, – сказала Катя, – а в чем-то другом. Церковь поступает мудро».
А может, в этом самом и скрывалась главная причина – в детях священника? В младшем сыне, готовом за триста баксов кому угодно сбыть дозу смертельного яда, в старшей дочери, которая взяла этот яд, да и…
Смешанные чувства обуревали Никиту после этого допроса. Версия, которую он, Колосов, вынашивал почти с самого начала, вроде бы полностью подтверждалась. Но чувства удовлетворения и особой радости от этого Никита не испытывал.
– Что, можно первые итоги подвести? – спросил Лесоповалов. – Ясно как день: Воробьева через брата достала этот таллиум, и не кто иной, как она пустила его в ход на том ужине. Ты прав был, Никита, – ей, как официантке, сделать это было проще всего. Возможно, Студнев был ей действительно кем-то заказан. Ведь у самой у нее убедительных мотивов для его убийства не было. А потом, когда она выполнила заказ, кто-то и ее устранил, чтобы разом обрубить все концы. Никита, это классический расклад оплаченного заказа! Все отличие здесь только в том, что киллеру, точнее, киллерше наемной не пушку в руки сунули, а ядовитое снадобье. Что ж, теперь остается сущий пустяк, – Лесоповалов невесело усмехнулся. – Установить заказчика. Ну, этим пусть Петровка занимается. Это их прямая обязанность. По крайней мере, второе убийство целиком их. А они нас запрягли, умники. А мы ведь этого Юрку Воробьева им прямо на блюдечке поднесли. Между прочим, я его наблюдал все время: размазня он полная. Но не хитрит – это точно. Не оборзел еще, не научился. Да, как подумаешь… вот деток воспитал пастырь духовный: сын – вор, дочь – отравительница…
– Ну, это пока только наши предположения, – сказал Никита, хотя в душе в этом тоже почти не сомневался, – слушай, Костя, надо Гусарова вызывать на допрос. Кажется, время самое подходящее.
– Сам знаю, что подходящее, но, увы, подождать придется. Я как раз справки наводил сегодня: бывший муж нашей Авроры в настоящее время в Финляндии находится, вернется только через несколько дней. А в день убийства Студнева его, кстати, тоже в Москве не было. С Петровки установка пришла: Гусаров в Сочи летал, там вроде какие-то торжества были по случаю закрытия «Кинотавра».
– А в день убийства Воробьевой он тоже находился в Сочи?
– Как раз накануне вернулся. Если быть точным до конца, вечером в понедельник уже был в Москве. В пятницу же снова улетел рейсом Москва – Хельсинки. – Лесоповалов усмехнулся. – Что-то до боли знакомое, правда, Никита? Со всеми этими полетами туда-сюда… Как у нас заказуха натуральная бывает, так кому-то самому главному ну прямо на месте не сидится. И еще одна деталь, Никита, интересная вырисовывается.
– Какая?
– Воробьенок про внедорожник нам плел, на котором его сестра к ресторану приезжала, а выходить у ресторана не захотела? Так вот. У господина Гусарова как раз подходящее авто – «Мерседес» 320-й, цвета металлик.
Никита кивнул – принято к сведению.
– Между прочим, и у Симонова тоже серебристый «Ровер». Он на нем на похороны приезжал, я его сам видел. И вроде сведения есть, что у него с Воробьевой любовь была.
– «Ровер» не его, – ответил Лесоповалов, – я уже проверил. Он его по доверенности водит, а владелица Потехина Мария Захаровна. Приобрела машину через салон «Автолюкс» семь месяцев назад. Ну что ж, ладно, мысль твоя ясна. Пока Гусарова в Москве нет, можно и Симоновым заняться. Тем более мне на него установочные данные прийти должны, что-то задерживаются, надо подтолкнуть. Но лично мне кажется, это не та фигура, Никита. Не тот масштаб. Если у него с Воробьевой что-то и было, то… На кой черт Студнева-то ему было ей заказывать? Логики нет.
– Надо все же проверить, – сказал Колосов, – получи на него данные, какие сможешь, а там поглядим.
Глава 24
На чужом пиру
«Аль-Магриб» открылся в среду с великой помпой: ресторан арендовала свадьба. Причем не простая свадьба, а дипломатическая: четвертый секретарь алжирского посольства женился на балерине из кордебалета Большого театра. Уже с самого раннего утра ресторан гудел, как растревоженный пчелиный улей. Дни вынужденного безделья сменились лихорадочными приготовлениями. Когда на набережную Москвы-реки, точно черные лебеди, приплыли вороные «Мерседесы» с дипломатическими номерами, из дверей «Аль-Магриба» навстречу им грянули музыканты. Ансамбль национальной восточной музыки пришлось спешно приглашать из загородного казино «Али-бей».
Оба зала были заняты свадебными столами. Среди гостей было великое множество жгучих стройных брюнетов, облаченных в черные смокинги и строгие костюмы от «Гуччи», и целый выводок московских балетных красавиц. Невеста пригласила на свою свадьбу добрую половину кордебалета театра, ту самую половину, которая из-за интриг соперниц не попала на выгодные гастроли за океан.
