– Клянусь.
– И заперли?
– На засов. Обезьяны не могут его отодвинуть, он так специально сконструирован, что…
– И шимпанзе был там с вымазанными грязью лапами?
– Да… ну, я не помню точно про его конечности. Мы попрощались, я угостил его яблоком, специально для него захватил. И побежал к пролому, выбрался на шоссе. Я же рассказывал! Никита… Никита Михайлович, что с вами?
– Ничего, – Колосов плюхнулся на стул. – А как же Калязина?
– Но я клянусь, я… – Юзбашев впился в него взглядом. – Вы что… вы подумали… это Хамфри… он ее убил?
Колосов кивнул. Юзбашев ошарашенно глядел ему в глаза.
– Не-ет… да вы что… Не-ет! Это какой-то сон дурной, низкопробная фантастика. Да как вам только в голову такое могло прийти? Хамфри убил бабу Симу! Он же… Это же чушь собачья!
– Вы же клетку открыли, Константин Русланович.
– Но я ее запер потом! Он не мог оттуда выбраться, и даже если бы выбрался… Но он сидел в клетке! Да мы и общались-то минут десять всего. Вот что, выкиньте все это насчет Хамфри из головы! Животные – это Божьи создания, запомните. Они чище, умнее, милосерднее и благороднее нас. Они не убивают, убивает человек, Никита Михайлович. Человек! Что вы там про какие-то мозги упоминали?
Никита скривился, но промолчал.
В камере повисла гнетущая тишина.
– Значит, Константин Русланович, убивает человек. В убийстве Калязиной, по-вашему, человека винить надо?
– Это ясно как день, – твердо сказал Юзбашев. – Подозревать в этом Хамфри – это, простите, – курам на смех.
– Курам? – медленно повторил Никита. – Ну-ну. Значит, клеточку вы закрыли?
– Закрыл и запер.
– Тогда, гражданин Юзбашев, светило отечественной этологии, укротитель вы наш отважный, обвинение в убийстве уж позвольте вам предъявить!
– Мне? Но я же объяснил, что я даже не видел…
– А кто это подтвердит? Кто убедит меня в том, что это не брехня? Кто?
Юзбашев опустил голову.
– Вот вы поучаете меня, – продолжал Колосов, – обезьяна ни при чем, ищите человека – шерше, мол, ля фам. А что его искать-то? Вот вы – классический подозреваемый. Косвенные улики вашей виновности налицо, а надо – и прямые добудем.
– Я не убивал Калязину! Я требую суда! Это произвол! Вы… вы тупой, малообразованный и примитивный! Вы не соображаете ни черта! Хамфри он подозревает, меня! А я… я отказываюсь с вами говорить. Ясно? Пусть придут присяжные!
Никита смотрел на него, потом отвернулся.
– До суда далеко. И присяжным вы не интересны. А у меня дело об убийстве нераскрытое, такое дело… И я хочу его раскрыть. Лично я. А посему беседовать вам со мной придется. И вы скажете мне все, что я
– А кого еще? – буркнул Юзбашев.
– Чем все-таки на этой базе занимаются? – вопросом на вопрос ответил Никита.
Юзбашев, немного поколебавшись, нехотя процедил:
– Проводится завершающая стадия программы «Рубеж человека» или как там это точно – не помню название. Это официально. Под это и деньги дают. Инициатор программы учитель Ольгина профессор Горев. Он сейчас в Штатах в Мичиганском университете. Связан с фондом Мелвилла и О'Хара. Деньги поступают оттуда. Эти исследования весьма интересны, только…
– Что только?
– Ольгину они нужны как собаке пятая нога. «Рубежу» уделяется процентов десять времени и сил – так, чтобы отчеты в Штаты посылать и деньги доить. Остальное время Ольгин и Званцев на себя расходуют.
– Как это на себя?
– На собственную программу.
– А в чем она заключается?
– Изучение высшей нервной деятельности приматов и патологии их поведения. Конкретно – опыты с памятью.
– Ну и что? Почему вы говорили, что там – ад? Что там происходит? – допытывался Никита.
Юзбашев устало закрыл глаза.
