Венчание со страхом

был укреплен турник, а на турнике – детские веревочные качели. На качелях, хохоча и даже подвывая от восторга, шибко раскачивался мальчишка лет пяти, в белых шортиках, ярких кроссовках и лихо заломленной на затылок шляпке с ленточкой из тех, что стали привозить отпускники с Кипра и Анталии. Мальчишка, как заметил Никита, был действительно косенький – не то киргиз, не то калмычонок, но очень симпатичный. Павлов – а это был, несомненно, он – загорал тут же, раскинувшись на низкой лавке – тоже в шортах, босой, бронзовый, на голой груди – серебряный медальон-иконка. Лицо его скрывала глубоко надвинутая бейсболка «Юнайтед Клабс». Он что-то не то декламировал, не то бормотал вполголоса, мерно помахивая опущенной рукой. Колосов прислушался. «Построил войско небосвод, – донеслось до него. – Где вождь – весенний ветерок, где тучи всадникам равны, и мнится: началась война».

– Какая же это война началась? – громко спросил Никита. – С кем?

Павлов стоял перед ним. Как это произошло, как он оказался на ногах и покрыл расстояние, разделявшее их с Колосовым, тот не смог даже понять: Павлову потребовались на это сотые доли секунды: «Однако и реакция у тебя, альтруист», – с завистью отметил начальник отдела убийств.

– Вы кто? – спросил Павлов и сделал шаг, загораживая от незнакомца ребенка. – Вам что здесь надо?

– Майор Колосов, зовут меня Никита, по батюшке Михайлович, уголовный розыск области.

– Из милиции, что ли?

– Из милиции. Главное управление внутренних дел.

– Ваше удостоверение.

Колосов показал.

– Черт… слава Богу, извините, – весьма непоследовательно произнес Павлов и поднял с травы упавшую бейсболку. – Я не слышал, как вы подошли. Подумал… – он вздохнул с явным облегчением. – Так вы из милиции? Ко мне? А зачем?

Колосов изучал его: ничего мужик – ладный, крепкий.

– По делу. Мы можем поговорить? Пусть ваш ребенок поиграет пока где-нибудь.

– Я не отпускаю его никуда одного, – отрезал Павлов. – А потом, он нам нисколько не помешает. – Он сделал вдруг рукой какой-то замысловатый жест, мальчишка закивал и ответил ему тем же.

– Он у вас…

– Глухонемой.

Никита смотрел на мальчика. Тот медленно покачивался на качелях, отталкиваясь пухлыми ручками от липовых стволов.

– Садитесь, – Павлов кивнул на лавку. – Вы по поводу этого убийцы, которого здесь ищут? Установили его наконец?

Никита молча сел. Он терял нужный темп разговора, и это начинало его злить.

– Вы меня никак за маньяка приняли, – усмехнулся он криво. – Так, что ли?

– Нет. Просто вы очень неожиданно появились.

– Ну а вы моментально среагировали, поздравляю, еще секунда – и в морду бы, наверное, получил как гость незваный.

Теперь усмехнулся Павлов.

– Тут все сейчас всего боятся, – сказал он. – Дачники собак заводят. Мой сосед слева пистолет газовый приобрел. А другой сосед напротив – дверь железную на даче поставил. А все потому, что ясности никакой нет.

– Будет ясность со временем, – пообещал Колосов. – Здесь в милиции толковые парни служат. Ну, что все-таки за война началась, а?

– А какое, простите, у вас ко мне дело?

Они смотрели друг на друга в упор. В глазах Колосова все ярче разгорались огоньки интереса: ну, племянничек, сейчас мы тебя хлопнем по ушам.

– Я не занимаюсь розыском местного пугала, – сказал он, тут же устыдился цинизма этой глупой фразы и от этого еще больше разозлился на «фигуранта». – Я работаю по другому делу, к которому вы, Павлов Виктор Викторович – так, я не ошибся? – имеете, как мне сдается, некоторое отношение. Несколько недель назад, а точнее, четвертого июля была убита некая Калязина Серафима Павловна, сотрудница НИИ изучения человека. Знали вы такую, гражданин Павлов?

– Бабу Симу? Знал. А что?

Колосов прищурился, примериваясь, как бы половчее вбить свой следующий гвоздь.

(Перед поездкой в Каменск он детально обсудил тактику разговора с новым подозреваемым с Коваленко. «Слушай, Никита, а почему ты вот с базовцами так долго цацкаешься, все скрываешь от них и детали убийства, и его мотив, и совпадение улик? Почему так долго водишь их вокруг да около? А этого племянника хочешь огорошить прямо в лоб? – недоумевал тот. – Неужели только потому, что он вот такой весь из себя положительный?» – «Ну, не только поэтому, хотя гонор его надо сразу же сбить, – объяснял Колосов. – А если честно, Слава, мне просто хочется его разозлить: вывести его из равновесия и понаблюдать. Если он тот, кого мы ищем, он может себя чем-то выдать. У этих сладострастников нервы по пустякам сдают. А в гневе трудно себя контролировать. Сила наших чувств – материя тонкая. По ней, как по открытой книге, порой можно читать».)

– Вы знали ее по институту? Вы там, значит, часто бываете? – вопрос был задан почти враждебным тоном, и Павлов это почувствовал: скулы его покрылись легким румянцем, он опустил глаза.

– Нечасто, но бываю.

– И вы знаете, как умерла гражданка Калязина?