– Ничего там нашего нет, Сашенька. Если бы не Витька Павлов, у нас тут было бы еще два трупа. Он, этот Крюгер, вкус крови попробовал и безнаказанность свою осознал. Он просто решил убрать свидетелей. А если бы мы… я… я, Сашенька, раньше прислушалась к одним словам, которые сочла пустой детской сказкой, всего этого можно было бы избежать. Слушать мне надо было и верить. А так… Так вышло, что маньяка, которого мы искали, нашли вместо нас байкеры. Один догадался, а второй, узнав о шашнях брата младшего, отправился на разборку. И получил удар ножом.
– Ты не горячись, не горячись.
– Я и не горячусь. Я просто говорю тебе, Саша, правду. И прости, что так бессвязно и глупо.
И последняя сцена – завершающий аккорд – запомнилась Кате. Это было во вторник вечером. Кравченко лежал на диване. А она – рядом. Он гладил ее волосы.
– Девчонка ты совсем еще, вот что, Катюшка. А все хорохоришься, все нос задираешь. А я как тогда услышал это твое «Вадечка!», сразу это понял. – Он взял ее руку, сжал пальцы, бережно перебирал косточки. Потом начал очень нежно целовать каждую: – Май, апрель, март, февраль…
Катя уткнулась в его плечо. Гнев, скорбь, горечь – все уходило, когда он вот рядом с ней. Близко.
– Летел я в тот овраг, словно твой любимый неандерталец из музея. Каменного топора только мне не хватало или дубинки. Летел на защиту самки своей – самочки… – усмехнулся Кравченко, щекоча ей шею. – Инстинкты – вещь действительно древняя, убойная вещь. Ничего тут не попишешь. А что ты сама-то так духом упала там, а? Ты ж не институтка, чего ж раскисла?
– Я не раскисла. Мне просто показалось сначала, что тем убийцей был…
– Кто?
– Павлов.
– Витька?!
– Ну да, – Катя приподнялась на локте. – Этот Раков, он же совершенно неожиданно вдруг выплыл. Ниоткуда, словно в плохом детективе. Я и не знаю о нем ничего и знать не хочу. А Павлов… он, ну сначала он этим делом интересовался, потом оказалось, что Речную улицу знает. И фирму его Мещерский упоминал, и лекарство там было в коробочке на подоконнике… Ну мне и показалось, я вообразила тогда вечером, ночью, что это он и есть. Испугалась. А потом утром же Чен Э так все объяснил мне, что я мчалась туда в полной уверенности, что он – это ОН. Понимаешь? И я так обрадовалась, просто Богу взмолилась, когда поняла, что он – это НЕ ОН.
– Эх ты, следопыт мой, – Кравченко крепко прижал ее к груди. – Хотя что ты? Эти ваши каменские следопыты тоже в лужу сели. Конечно! Кабы в Братеевке сидел господин Ниро Вульф или, на худой конец, великий сыщик Гуров, он бы в два счета этого Ракова-педика раскусил. А у нас там сидит просто Леша Караваев, да еще и влюбленный к тому же, так что… – Он приподнялся и поправил подушку. – А ты знаешь, что Павлова и по другому делу тягают? Он нам с Серегой сказал – к нему ведь этот твой Колосов на днях заявлялся.
– Колосов? К нему? А зачем?
– Так он же убийцу бабулек вроде ищет. Тоже мне пинкертон. Если и второго своего шизика будете вы тем же макаром искать, то я просто руки умываю. Ну полная это, Катька,
– Зачем Колосов приезжал к Павлову?
– Да не понял я толком. Он же рассказывал, когда мы там врезали по стакашку-другому. Там какие-то камни вдруг выплыли допотопные. Рубила, что ли.
– Знаю, не рубила, а камни. Ими старух убивали.
– И оказывается, что Витька вместе с другими ихними сотрудниками эти камни и забирал из института и отвозил на базу в Новоспасское. Сам он нам это сказал. Вот теперь его и притянули за это. Он все по этому поводу беспокоился. А ты вот что, Катька, ты этому своему умнику Колосову скажи: у Витьки Павлова удар такой, что ему уж точно камни бы для того дела, будь это он, не потребовались бы. Видала, как он педерастика-то отделал? И это голыми руками. На нож шел и выиграл без ножа. И меня он в тот вечер уложил за две минуты. Так что старух этих, будь это он, как его Колосов твой подозревает, пальцем бы одним перещелкал. Как Балда в сказке. Так и передай своему гению сыска: пусть он-то хоть балдой не будет и времени на Витьку не тратит. Его и без того теперь с этой
– Я передам, Вадя. Обязательно. И даже стиль твоей речи попытаюсь сохранить для большего впечатления. Странно только мне, что ты вдруг о Колосове беспокоиться начал.
– Так учить вас, сосунков, надо, – он еще крепче прижал ее к себе. – Слушайся Вадим Андреича, девочка. И не пропадешь. Как за каменной стеной за ним будешь. Всегда. Всю жизнь. Поняла?
– Да, – ответила кротко Катя. Ну как было не понять, когда он все так доходчиво объяснял.
Глава 35 ТИХАЯ СРЕДА
Среда, как началась, слава Богу, тихо и гладко, так и закончилась. После всех тревог Кате это было особенно отрадно. Каким уютным вдруг показался родной кабинет! И солнце, заглядывавшее в окно, и стрекот машинки, и белизна бумаги. Даже кактус на подоконнике, впавший в летнюю спячку, и тот теперь радовал глаз пыльными колючками.
Катя разобрала накопившиеся материалы, набросала план на следующую неделю, просмотрела сводки происшествий, обзор прессы. Потом трудолюбиво занялась очерком о «героических буднях» сотрудников ГАИ. Все прошедшее, о чем она так активно прежде собирала информацию – каменские трагические события, педофил Раков, – все уходило от нее прочь. Навсегда.
Она не лукавила, говоря Сергееву, что больше не собирается об этом писать. Пусть лучше обыватель читает о порядочных людях, чем о разной развратной мрази. Пусть читает о чьем-то там благородстве, отваге, силе, доброте, чем смакует темные параноидальные страсти. Если в реальной жизни и не хватит для него этой самой доброты и благородства – ничего, что-нибудь да придумаем. Потому что нельзя же совсем вот так пропадать, брести точно слепцам все во тьме и во тьме. Спотыкаться, падать и погибать, превращая коловращение жизни в коловращение смерти.
