Иванова решительно покачала головой: нет.
– Я конкретизирую вопрос: ваши коллеги порядочные люди?
– Естественно.
– Нормальные?
– Естественно!
– И вы ничего этакого ни за кем… ну как врач…
Иванова с изумлением смотрела на Никиту. И вдруг лицо ее скривилось от уже не сдерживаемого презрения:
– Да вы с ума сошли! Как вам не стыдно нас… их обвинять! Как вы можете?
Колосов еле устоял, чтобы не плюнуть в сердцах: бабье. Что с него возьмешь, кроме визга, истерики и р-р-роковой любви?
Олега Званцева он увидел на крыльце его избушки. Тот неумело орудовал молотком, пытаясь сколотить грубое подобие ящика.
– С утра и уже в трудах. Здравствуйте, Олег.
– Здравствуйте. Есть новости?
– Пока нет. Вы точно сговорились тут, я все же не почтальон.
– Послушайте, но ведь то, что произошло, Никита Михайлович, это ни в какие ворота… Нинель Григорьевна… Что все-таки случилось? За что ее убили? Кто? – Званцев обхватил короткими ручками ящик, испуганно взирая на Колосова. – Мы чуть с ума тут не сошли. Что все-таки это? Вы мне можете объяснить?
– Происходят одно за другим серийные убийства, Олег. Слышали такой термин? Калязина и Балашова, к сожалению, не единственные жертвы. Есть и другие. Скрывать это больше не хочу.
Званцев уронил ящик себе на ногу и приглушенно выругался.
– Кто-то убивает пожилых людей. Намеренно их выбирает, понимаете? Кто-то, обитающий неподалеку от этого чудесного места. Давайте-ка где-нибудь присядем, Олег, согласны?
Они опустились на ступеньки. Званцев снял свою любимую панаму, с которой не расстался даже в дождливый день, вытер вспотевшую макушку и жалобно попросил:
– У вас сигаретки не найдется? От таких известий прямо…
Никита достал. Они закурили.
– После известных событий прокуратура очень заинтересовалась вашей базой, – солгал Колосов с непроницаемым лицом. – На днях сюда приедет следователь, ждите. Думаю, от вас потребуют полный отчет о всех проводимых вами исследованиях.
– Да пожалуйста, мы разве скрываем? Можно и сюда не ехать, а ознакомиться в институте с исчерпывающими документами. А отчеты мы каждый квартал здесь составляем и направляем в…
– Прокуратуру интересует не программа профессора Горева, Олег.
– А что?
– Кое-что иное.
– Что именно?
– Ваша программа. Не знаю уж, как она у вас там называется, но слышал, что следователь связывался с кем-то из институтских сотрудников и вопрос шел о какой-то программе по изучению патологии поведения приматов.
Званцев глубоко затянулся.
– Ну а кто что скрывает-то? – спросил он пылко. – Пусть приезжают, я им все и по этой теме представлю. Что в этом тайного?
– Ну это не мне судить, что тут у вас тайное, что явное. Я слабо разбираюсь в вашем предмете. Следователь гораздо лучше. Он человек с университетским образованием, ба-альшой умница. И знаете, он очень, очень заинтересован вашими тут делами, – Никита интимно понизил голос.
– Вы так говорите, словно мы тут водородную бомбу изобретаем, – фыркнул Званцев.
– Не знаю, что вы тут изобретаете, но опыты свои отчего-то держите в секрете. Я давно это заметил.
– Нет никакого секрета!
– Я с Юзбашевым беседовал. Так он кое-что мне поведал любопытное. О некоем зарубежном фонде, чьи средства порой расходуются несколько, я бы сказал, волюнтаристски. О каких-то опытах над животными, которые он пытался тут у вас прекратить, за что вроде и пострадал безвинно.
– А вы ему больше верьте!
– Я не верю, я слушаю то, что мне говорят, Олег. И делаю собственные выводы. Но когда кто-то на мои вопросы пытается отмолчаться или ввести меня в заблуждение, начинаю свирепеть.
– Простите, Никита Михайлович, я не вполне понимаю, какое отношение имеет к вашим серийным убийствам наша работа, – сухо сказал Званцев. – Я физиолог по образованию, поэтому мне трудно понять вашу логику юриста.
– Какие именно опыты вы здесь проводите? – разделяя слова, произнес Никита.
